(не)свобода

– Шел бы ты отсюда, умник, – процедил наконец тот, которого назвали Листьевым, но в голосе чувствовалась неуверенность.

– А ты, собственно, кто такой? – мотнул подбородком Лаврентьев.

– Я… журналист! И, и… адвокат! Немедленно прекратите, иначе…

– Иначе – что? – осклабился Лаврентьев. – Редакционное удостоверение есть, журналист?

Олег приближался к ним широким шагом, но тут замер. Конечно, этот Лаврентьев словно учуял, что никакого удостоверения у него нет. У Олега его не было в принципе: только заламинированная записка от редакции о том, что такой-то и такой-то является сотрудником. Но она осталась дома.

Дебил.

– А удостоверение адвоката? – Листьев сложил руки на груди.

– Да нет у него нихуя. Умник, бля. Либерал. Сейчас будем с тобой установление личности проводить.

И они двинулись прямо на Олега, а третий перевел на него телефон.

– А что это вы снимаете? – не понял Олег.

– Оперативная съемка, – отозвался Любжин.

– И часто вы оперативную съемку на айфон снимаете?

Первые два мента переглянулись. Потом посмотрели на Любжина.

– Почти всегда, – ответил он.

Только сейчас Олег обратил внимание, что что-то не так было с их униформой – какая-то старая, еще советская, что ли, ну или из нулевых.

Лаврентьев закатал рукав и посмотрел на часы.

– Мы тут с вами возимся, товарищи, и пропускаем обед.

– Бля. Может, вяжем их и похаваем?

Лаврентьев посмотрел на Олега, потом на девушку, поиграл желваками.

– А перескажи, что ты там видел.

– Вы кинули девушке пакетик с порошком, – повторил Олег, – в карман рюкзака.

– Ага, а фотография у тебя есть?

Олег мысленно выругался. Молодец, отличный журналист, ничего не скажешь.

– Любжин, слышь, может, задержим его и тоже оформлять поедем?

А потом произошло что-то странное.

Лаврентьев переглянулся с Листьевым, потом оба посмотрели на Любжина – и в голос захохотали. Олег наблюдал их истерику, выпучив глаза. Потом Любжин опустил телефон, крикнул «Снято!», после чего в самом деле снял фуражку, подбежал к товарищам и переключился на фронтальную съемку.

– С вами был «Проброс» блог-труппы «Вторжение»!

– Подписывайтесь, ставьте лайки, комментируйте! На ваши вопросы ответим в следующем выпуске!

– Всем пока-а-а-а, – помахал рукой Любжин, и перевел камеру на Олега и девушку: – Ну чего, ребята, скажите нашим подписчикам «Пока!».

Девушка – с лицом белым, как полотно, – посмотрела сначала на одного лже-мента, потом на второго, после чего молча повернулась и почти побежала прочь с остановки. Олег устало вздохнул и сказал:

– Пока.

Съемка закончилась. Лаврентьев хлопнул его по плечу и сказал с комсомольским задором:

– Не беспокойся, юрист. Ты был найден слишком загруженным.

– И был затраллен, – добавил Листьев.

– Мы актеры.

– Театр «Вторжение». YouTube ведем.

– Хотя Листьеву реально подбрасывали наркоту, когда он учился в Щуке. Да, Листьев?

– Да, Лаврентьев. Это была прививка.

– Прививка от… чего?

– Прививка от государства, – отчеканил Листьев, после чего отдал честь преувеличенно театральным жестом. – С вами был театр «Вторжение»!

– Берегите себя и свою легкость, – отсалютовал Лаврентьев.

– Ищите себя в пятницу на нашем канале, – зафиналил Любжин.

После этого они, довольные, удалились, и лишь пара любопытных прохожих глазели на Олега.

Олег плотнее надвинул шляпу на глаза и пошел прочь от остановки. Ему, конечно, было бы быстрее доехать на автобусе, – но ехать не хотелось. Хотелось идти – и курить. Но Олег не курил, так что просто шагал пешком. Мимо ограды парка, потом хрущевки, которую чуть побелили, видимо, под юбилей дома, потом снова парковой ограды.

Фомин

Фомин оттолкнулся от ограды, выдохнул дым и отправил бычок в урну. Возвращаться обратно в рабочие коридоры и кабинеты не хотелось, но он знал, что должен был быть там, и без него не начнут, – а значит, никогда и не закончат.

Он мог бы работать адвокатом. Он знал, что был бы хорошим адвокатом, независимо от специальности: ему одинаково хорошо давались узуфрукты и аффекты. Но отказался – накануне экзамена на адвокатскую лицензию, кстати.

У них с его менторшей был суд, какой-то мелкий, не очень важный: мужичок обворовал продуктовый склад. Времена были голодные, такое случалось чаще, чем трупы. Мужичок говорил мало, в основном расчесывал свою бородавку над верхней губой и рассказывал истории из жизни, одна другой неправдоподобней: в одной он гнал соседского гуся по проселочной дороге пять километров, пока гусь не превратился в стаю и не исчез, в другой подрабатывал охранником в кооперативной шиномонтажке – и как-то ночью ему явился ангел и в ультимативной форме потребовал отдать зимние шины. Отсмеявшись свое, Фомин уточнил, как ангел выглядел. Мужик оттопырил тогда крепкий красный мизинец и свернул его колечком. Потом серьезно посмотрел на Фомина и сказал: «И вот так шесть раз». Фомин ничего не понял, но описание было емкое.