(не)свобода

На вечерних улицах было тихо. Рабочий в спецовке сдирал афишу с каким-то улыбающимся артистом и натирал валиком опустевшее место. Бабушка с тележкой в руках пыталась забраться в трамвай. На балконе на фоне мутно-желтого света стояли две тени и курили, разбрасывая по ветру едва видный дымок. По огромному электронному экрану ширилась батальная сцена с очередной победой российских войск. Под ней на ступеньке музыкант с длинными слипшимися волосами и плотном, на несколько размеров больше его, свитере складывал гитару в чехол. Уставшая и сонная машинистка трамвая сигналила затормозившему на путях «Фольксвагену».

Мосгорсуд – стальной барабан со стеклянными глазами-окнами. Издалека он напоминает перевернутую чернильницу. Два фонаря подсвечивают уходящие ввысь пилоны. Это не место, где выносят приговоры и подписывают постановления, это – храм, скрытый за полосатым стальным забором, поверх которого недвусмысленно бронзовеет щит и перекрестие двуручного меча. С рукояти меча свешиваются весы, и у праздного прохожего может возникнуть вопрос: как один человек мог бы справиться с этим арсеналом? С щитом в руках не удержишь двуручный меч, а взяв меч наперевес, чаши весов придется отбросить куда-то в сторону. Можно, конечно, держать в руках одновременно и весы, и щит, но тогда рано или поздно кто-то может решить, что твоя голова слишком удачно ложится под очень кстати оказавшийся под рукой меч…

«БМВ» притормозил у самых ворот суда, и водитель учтиво раскрыл дверь с пассажирской стороны навстречу холодному июньскому вечеру.

«Будто меня привезли на казнь», – поежившись, подумала Марина, минуя калитку. Правда, с чего она, собственно, решила, что ей что-то угрожает? Почему она думает не о Егоре, а о себе?

Потому что без ее мантии Егору не светит ничего хорошего, тут же ответила она сама себе. И старый лис Константиныч об этом знает.

Всякого входящего в Мосгорсуд встречала высокая, в три метра, гипсовая фигура Фемиды, в основании которой крупно выведено «СПРАВЕДЛИВОСТЬ». Так непонятливым объясняли, на что стоило бы надеяться в стенах суда.

– Мам, а почему у нее на глазах повязка? – поинтересовался Саша.

«Это чтобы беспристрастно судить», – должна была сказать Марина, но неожиданно для себя ляпнула:

– Это чтобы не видеть, что вокруг творится.

Сашу, кажется, этот ответ удовлетворил.

– А ты надеваешь повязку в суде?

Пристав на входе у металлодетектора услышал их диалог и улыбнулся. Марина поджала губы.

– Пойдем, Саш, нас ждут.

У лестницы их встретил другой пристав, на этот раз – с погонами.

– Виталий Константиныч у себя? – спросила Марина.

– Сейчас на совещании, просил вас подождать. Пройдемте?

Марина с Сашей последовали за ним. Миновав Фемиду, они поднялись наверх по полукруглой лестнице, выложенной плиткой. Саша разглядывал тонувший в темноте потолок так, словно его привели на аудиенцию в сказочный дворец. В каком-то смысле Мосгор и был дворцом: Хозяйка-королева методично подбирала себе придворных, а интригам внутри этого двора могла бы позавидовать и испанская монархия.

У Константиныча в кабинете Марина бывала и раньше, разумеется. Когда-то давно Константиныч именно здесь представлял ее Хозяйке как потенциальную кандидатку на вакантную должность в Тверском суде. Марина надела белую блузку с галстуком жабо и лучший костюм, который у нее тогда был (темно-сиреневый, сшитый на заказ из шерсти и вискозы), прочла примерно всё, что смогла найти о Хозяйке (даже ернические статьи на оппозиционных сайтах), прикинула, какие вопросы могут быть к потенциальному судье Мещанского районного, и выпила полпачки глицина, чтобы не было страшно смотреть владетельной председательнице суда в глаза.

Но собеседования как такового не было: когда Марина зашла в кабинет – обшитую дубовыми панелями комнату с огромным чебурашкой на шкафу и картой мира на стене, из которой аккуратно торчали разноцветные дротики, – Хозяйка вежливо поднялась из-за стола Константиныча, поправила высокий пучок волос и, одарив Марину непроницаемой покровительственной улыбкой, вышла из кабинета своего зама. Константиныч, тогда едва-едва начавший лысеть, машинально поднялся и подошел к уставленному делами шкафу, отставил в сторону пухлую зеленую папку и достал оттуда пузырь.

– Вот так вот сразу? – поразилась Марина.

– Ты ей понравилась, – кратко пояснил Константиныч. – За это можно и по одной.

…Из зала слева вылетел мужчина спортивного телосложения, в сером поношенном пиджаке и с небольшим портфелем, и со всего маху впечатал кулак в стену напротив. Марина отшатнулась.

– Я вам еще докажу, кто здесь прав! – рявкнул мужчина в сторону зала. – Я не для того, вашу мать, в горячих точках служил, чтобы меня так унижали!

Дальше следовала пересыпанная ругательствами тирада о том, как несправедливо обижать ветеранов внутренних дел, которые столько сделали для своей страны. Ну, или как-то так – слова мужчины распознать было трудно. Вслед за ним из зала выскочил молодой адвокат с бородой а-ля Маркс и стал делать над раскрасневшимся подзащитным пассы руками, будто хотел заколдовать.