– Это тот, который наделал себе синяков, а потом выставил себя жертвой режима? – усмехнулся Константиныч. – Ну да. Но что-то отменяли, ниче не поделаешь, записано. Вот на апелляции какому-то хрену два года колонии накинули.
– Мне принесли дело о наркоте с секретным свидетелем и никаких больше доказательств. Что я должна была делать? – воскликнула Марина. – Я теперь должна отвечать за то, что следствие недоработало?
– Марин, не кричи, ну что ты как маленькая, – брови Константиныча собрались в складку. – Я всего лишь передаю, что говорилось, и по отдельным делам. Я-то тут при чем? Но раз уж зашла речь, – он допил разбавленный кофе из чашки и посмотрел прямо на Марину – взгляд был мутный, – ну ты чего, не знаешь, как дела по 228-й работают? Да у них там конвейер.
– Я федеральный судья, а не продавщица, – проворчала Марина. – У меня есть дело, я его решаю, а какой там конвейер…
Константиныч мрачно покачал головой.
– Смотри, Марин, еще либералкой заделаешься. Так, а вот это еще, – он сощурил подслеповатые глаза, – условное наказание Аюмовой. Гражданина в метро ножом пырнула. – Константиныч строго посмотрел на Марину.
– Статью о необходимой обороне никто не отменял.
– Ну, в общем, вот так. – Константиныч захлопнул блокнот и вернул на место, положил, правда, криво. – В конце года будут обсуждать твою кандидатуру на председателя Н-ского районного, но перспективы, конечно…
– Так что там с Егором?
Константиныч глубоко вздохнул, потом зажмурился и снова открыл глаза.
– Не стоило мне пить.
– Так выпил уже.
– Может, тебе тоже?
– Нет, спасибо.
– Ну в общем. – Константиныч поднялся с кресла, подошел к окну, отодвинул штору. В глаза ударил свет от фонаря прямо возле окна. – Ты говоришь, что не знала, что твой муж был в доле с теми квартирами. Которые предлагали по одной цене, а перепродавали по другой другим людям. Его напарник был в доле точно, насчет Егора там непонятки. Я тебе, – тут он обернулся и поднял ладонь, – верю, конечно, тут вопросов нет, но и ты мне поверь: тут никакого подтекста сначала не было.
– «Сначала»? – удивилась Марина.
– Да. Потом дело передали в Главное следственное по Москве. И вот там, – он вернулся в кресло, чем-то очень озадаченный, – вот там подтекст появился.
Марина прыснула, отвернулась, пытаясь удержать смех.
– А я уже на секунду поверила, что кто-то и правда пытался разобраться, что там на самом деле произошло.
Константиныч выразительно молчал.
– Это всё из-за театрального дела, да?
– Да. Хотят, чтобы ты вела это дело. Ну, и с понятным результатом.
– Директора посадить?
Константиныч вздохнул.
– Не только.
Марина замерла с открытым ртом.
– Ого. На Цитрина руки решили поднять? А Хозяйке это всё зачем? Он ее эстетическим чувствам не угодил?
– Не Хозяйке.
В комнате повисла тишина. Константиныч потянулся к фляге.
– А кому…
– Марин, пожалуйста, – остановил ее жестом ментор. – Давай остановимся на этом, и ты мне скажешь: да или нет.
Смешок вырвался у Марина как-то сам по себе.
– Подожди, давай проясним. То есть, свобода моего мужа и мое председательство будущее зависит от того, соглашусь ли я на твоих условиях судить директора театра или нет?
Константиныч ничего не сказал, но взгляд его был выразительнее некуда.
Снаружи донеслись звуки метлы – дворник вышел подметать двор. Ветки бились в стекло на холодном ветру. На столе Константиныча остались две чашки: одна пустая и другая с остывшим кофе. И без единой капли виски.
Любимыми Сашиными играми были стратегии и муравейник. В каком-то смысле муравейник тоже был стратегией: он уже выращивал вторую колонию краснобрюхих малышей с тонкими усиками и подвижными лапками и всё ждал, когда наконец вылупится вторая королева. Жаль, конечно, что его муравьям воевать не с кем. Но в магазине сказали, что стравливать две колонии нежелательно. Может произойти большой беспорядок. Саша колонию противников выращивать не стал, зато с удовольствием наблюдал, как муравьи осваивают новое жизненное пространство в аквариуме, где до недавнего времени плавали папины рыбки гуппи. Но за ними нужен был особый уход, а папа был очень занят, так что рыбки сдохли. Сашу рыбки не очень интересовали, поэтому ему было их не жалко. Зато его муравьиная империя могла вырасти до размеров шкафа.
Но муравьев с собой не возьмешь, так что он играл в «колду» и расстреливал противников в черной форме, которая чем-то напоминала чуваков из суда, которые вели папу на суд и потом увозили в тюрьму. Саша был уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что чуваки в черном просто делают свою работу, но всё же ему хотелось как следует треснуть одному из них, чтобы он отстал от папы. Сашу сдержало только то, что маме бы такой ход событий не понравился. Дело было только в этом – честно-честно.
Из кабинета своего начальника мама вышла печальная и какая-то задумчивая.
– Ты проиграла, мам? – поднял голову Саша.
Мама отрицательно помотала головой. Волосы у нее были собраны в хвост, как когда она собиралась на работу, а не как обычно – распущенные.
– Но и не выиграла, – сказала она.
Саша удивился.
– То есть, ничья? Как мадридский «Реал» с «Барсой»?