Кстати, название романа тоже из этой категории. Смело же стать автором несвободы? При том, что в наше время, когда либеральная идея прочно обосновалась в умах, свобода приобрела ценность абсолютную. В таком контексте провозглашать несвободу, т.е. утверждать её фактическое отсутствие – это серьезный вызов при всей очевидности тезиса. Я имею в виду вызов философского плана – оторваться от рамок частной истории и вытолкнуть свободу со всей ее иллюзорностью в некий глобальный coming out. Ну ладно, посмотрим. Пока запомним смелость автора, как важное качество и почитаем дальше.
Возвращаясь к тексту Несвободы, я опять натыкаюсь на карикатурную собирательность образов. Вдобавок ко всему фамилии, должности, воинские звания, духовные саны висят в воздухе некоторым образом, поскольку других деталей о персонажах автор нам почти не сообщает. Реплики же действующих лиц лексически напоминают новостную ленту СМИ и примкнувших к ним соцсетей. Те же клише на сотом повторе я воспринимать не в силах. В результате для воссоздания картинки нарратива приходится прикладывать экстра усилия – внимательно отслеживать отбивки в диалогах, дабы не перепутать, кто из персонажей что сказал, поскольку речь их плюс-минус одинакова в независимости от должности, сана или воинского звания.
Возвращаясь теперь к creative writing, хочу отметить, чего мне пока не хватает в этой книге. А не хватает именно той части creative writing, которую можно было бы, наверное, обозначить как inspired writing, или вдохновенное письмо. Текст, безусловно, продуман с точки зрения смыслового послания. Однако, за этой продуманностью, он кажется мне избыточно схематичным и механистичным, что ли. Эмоциональная составляющая, по ощущениям, вроде бы исключена из данного креативного уравнения начисто. И в этом месте мнится мне серьезный дисбаланс. Весомость термина, вынесенного в название, действительно велика и подразумевает тотальный болевой синдром. Вот только одними лишь восклицаниями «Ой, болит» боль увы не передается. Надо что-то ещё из разряда застывшей перекошенной гримасы, жжения в уголках выплаканных насухо глаз, повисших плетьми рук, редеющих и пустеющих волос и мыслей, нытья в груди и поехавшей мимики. И собирательно-обезличенным словом здесь не обойтись – напротив необходимо очень индивидуальное, личное и интимное. Чтобы читатель не просто согласился с абстрактной формулировкой, пожал плечами, мол, ну да, я и так это знал. Но чтобы у него вслед за героем перехватило и заныло в груди, и он потом ещё не раз поперек и внахлест перечувствовал и передумал многое и по-своему, а не прочитал сделанный за него автором вывод. Я в этом ещё не уверен, поскольку нахожусь в самом начале. Если ошибаюсь, с горячим рвением буду готов признать ошибку.
Однако, двигаемся дальше. Вот чудный образец текста:
«– Они вслед за Артемом, – хрипло подал голос Егор, – решили закатать и меня.
– Ну, может, закатать, а может, и нет… – задумчиво проговорил следователь, оглядывая аквариум и муравьев. – У нас вот как у этих: есть функция, мы ее и исполняем.»
Меня от такого, если честно, слегка мутит. Как принято писать в соцсетях: «Ору» Вижу так: Есть задача (откуда бы она ни взялась) донести до читателя эту мысль: «У нас есть функция, мы ее и исполняем» В отношении полиции, хотя, очевидно, что и здесь тоже настигает обобщение, так что в отношении любого гос ведомства. Хм, забавно с обобщениями здесь происходит. Они уже проникают в подтекст. А ору от того, насколько неуклюже мысль в итоге до читателя доносится. Логика при этом, видимо, такая: в авторский текст поместить совсем уж перебор, ну значит пусть персонаж отдувается причем прямым текстом. Это очень смешно. Интересно, сама муравьиная ферма тоже только для этого в текст внедрена? Можно поэкспериментировать, в чьей речи (или мыслях) сей тезис оказался бы более уместным. У меня выходит, что у любого персонажа выглядело бы не так позорно, как у этого, безымянного кстати, следователя. Хотя, вот представился: Алексей Фомин.
Любопытно. Может, я невнимательно читал, но до сцены обыска у меня сформировалось другое представление о семейном положении Марины, то есть некое подобие развода, когда супруги по сути уже не в отношениях но вынужденно распределяют обязанности, связанные с детьми. Оказалось, они ещё и делят общую жилплощадь. Развод приобрел черты всё-таки пока ещё брака, но уже в той или иной степени угасания. Надо разобраться с этим браком поплотнее: авторское ли это упущение или действительно все так. Уж слишком формально присутствует в жизни Марины семья. Для женщины это довольно необычно. Значит должна быть аргументация, по крайней мере, драматургическая.
Ну да, супруга забирают с обыска в наручниках. И это никак не отражается ни на внутреннем мире героини, ни во внешних проявлениях.
«Из них двоих той ночью заснул только Саша.»
3-1=2
Даже для разведенной пары это какая-то слишком бесчувственная арифметика!