С течением времени в отношении правых к Северу стали происходить изменения. Всё большее количество сторонников правых, особенно из числа молодёжи, сомневается в том, что объединение с Северной Кореей вообще следует рассматривать в качестве цели практической политики. Эти люди пока ещё не готовы полностью отказаться от лозунга «объединения на принципах либеральной демократии», однако чем дальше, тем больше они рассматривают объединение как некую абстрактную цель, достижение которой возможно только в неопределённом будущем и о которой, следовательно, нет смысла беспокоиться сейчас.
На практике среди правых в настоящее время доминирует уверенность в том, что Северная Корея ни при каких обстоятельствах в обозримом будущем не откажется от ядерного оружия. Поэтому «консерваторы» говорят, что Южной Корее следует избегать взаимодействия с Севером, так как Северная Корея обычно извлекает немалую экономическую выгоду из таких контактов (это в целом правда) и использует добытые таким образом средства для дальнейшего продвижения ядерной программы, подрывая безопасность Южнокорейского государства.
Отношение «прогрессистов» к Северной Корее является более сложным. «Прогрессивный» лагерь исторически сложился в 1990-е гг. на основе слияния двух ранее существовавших политических сил.
Демонстрация правых (более радикального толка) в центре Сеула – обычная часть городского пейзажа после 2017 года. Присутствие американских флагов не должно удивлять – укрепление союза с США является для корейских консерваторов краеугольным камнем внешней политики (их оппоненты, впрочем, против этого тоже не очень возражают). Можно обратить внимание и на преобладание стариков, характерное для более радикально настроенных правоконсервативных групп
Во-первых, корни «прогрессистов» уходят к антисистемной оппозиции 1960-х и 1970-х гг., то есть к людям, которые, подобно Ким Тэ-чжуну (президент с 1998 по 2003 год), в своё время активно выступали против правления военных режимов. Эта антисистемная оппозиция отчасти руководствовалась идеологическими соображениями, а отчасти имела региональный характер и опиралась на юго-западные провинции страны.
Другим слоем в рядах нынешних южнокорейских «прогрессистов» являются выходцы из радикального левонационалистического студенческого движения 1980-х гг. В те годы в общественно-политической жизни южнокорейских университетов доминировали радикалы, идеология которых представляла собой причудливую смесь марксизма-ленинизма и корейского национализма. Они не слишком утруждали себя учёбой и проводили студенческие годы в драках с полицией и в чтении марксистской и националистической литературы. В то время большинство студентов-радикалов в той или иной степени симпатизировали Северной Корее – по их мнению, государству, где построено национально правильное и социально справедливое общество. Идеалом для них было объединение Севера и Юга на равноправной основе, возможно – через создание конфедерации, а некоторые из них не были и против того, чтобы северокорейские порядки распространились на всю страну. Разумеется, речь шла не о реальных северокорейских порядках, про которые они тогда знали мало, а о порядках «небесной» Северной Кореи, существовавшей исключительно в их воображении.
Начало девяностых стало для этих молодых людей временем жестокого разочарования. Распад социалистического лагеря нанёс внезапный и, по сути, смертельный удар по их прежнему мировоззрению. Студенты-активисты, свято верившие в правоту массовых движений и рабочих демонстраций, неожиданно обнаружили, что в Восточной Европе и массовые движения, и рабочие демонстрации направлены именно против той идеологии и политической системы, в превосходство которой они сами только что уверовали.
Другим ударом для левых стало частичное «открытие» Северной Кореи. В более ранние времена, то есть до конца 1980-х гг., в южнокорейской прессе содержалось немало негативной информации о Северной Корее – причём значительная часть информации была вполне правильной. Однако левонационалистические радикалы тогда воспринимали любой негатив, связанный с Северной Кореей, как официальную пропаганду и относились к ней крайне недоверчиво, предпочитая черпать информацию о Севере из пхеньянских официальных изданий.
Однако в середине девяностых годов в Северной Корее начался массовый голод, и потоки северокорейских экономических мигрантов – нелегальных гастарбайтеров – устремились в Китай. Многие из бывших студентов-активистов получили возможность встречаться с северокорейцами, причём встречи эти чаще всего проходили в Китае и носили спонтанный характер, так что о манипуляциях со стороны южнокорейских спецслужб речи не шло. Из этих контактов с северокорейскими «рабочими и крестьянами» (никого другого в Китае среди северокорейских беженцев они встретить и не могли) им стало ясно, что Северная Корея является не парадизом рабочего класса и трудового крестьянства, а крайне бедной страной третьего мира, политический строй которой лучше всего охарактеризовать как де-факто сословную монархию.