Не только кимчхи: История, культура и повседневная жизнь Кореи

Кажется логичным связать эти изменения в её репертуаре с пробуждением национального самосознания, но не факт, что дело было именно в этом. Япония, подобно другим империалистическим державам, подчёркивала инаковость, экзотичность покорённых народов, ориентализировала их, если хотите, и потому колониальная – в том числе и корейская – экзотика в те времена была весьма востребована в самой Японии.

Чхве Сын-хи решила использовать корейские народные мотивы и по большому счёту во многом изобрела то, что многие сейчас искренне считают древней традицией корейского танца. Созданные ею танцевальные постановки, такие как «Танец с мечом» или «Буддийская искусительница», предлагали на суд зрителей модернизированную версию корейской культуры с умышленным акцентом на экзотичности.

Данный подход себя более чем оправдал. Выступления Чхве Сын-хи в Японии имели ошеломляющий коммерческий успех: с творчеством корейской танцовщицы познакомились около 2 млн японских зрителей. Как и подобает знаменитости, Чхве Сын-хи начала сниматься в рекламе, способствуя продажам косметики, лекарств и даже печенья. Её лицо часто появлялось на обложках популярных журналов, а критики считали её «самой одарённой танцовщицей своего поколения в Японской империи». Юкио Мисима, блестящий и скандальный японский писатель, со временем превратившийся в символ радикального национализма, вспоминал, как в начале 1940-х гг., будучи ещё совсем молодым человеком, восторгался танцем Чхве Сын-хи.

В декабре 1937 года Чхве Сын-хи отправилась в большое турне по США, после завершения которого гастролировала по Европе и Латинской Америке. Судя по всему, поездки частично финансировались правительством Японии, и это можно понять: мировое турне Чхве Сын-хи должно было стать частью пропагандистской кампании, которая требовалась японским властям для улучшения международного имиджа страны, немало пострадавшего после того, как Япония развязала войну в Китае. Очевидно, что японские спонсоры хотели продемонстрировать, что империя отличается терпимостью и готова принять культурные традиции всех входящих в неё народов.

Гастроли в США имели большой успех: она танцевала в Карнеги-холле, среди её знакомых были Пабло Пикассо, Ромен Роллан и Джон Стейнбек. Чхве была первой и – в те времена – единственной корейской артисткой, по-настоящему известной в мире. Любопытно, что американские критики далеко не всегда осознавали, что Чхве Сын-хи не является японкой. Например, в апреле 1940 года статья в одной из газет Сан-Франциско описывала Чхве Сын-хи как «японскую танцовщицу», только что прибывшую из «её родного Токио». Для американцев Чхве Сын-хи была таинственной, экзотической и манящей «восточной красавицей» – в таких деталях, как различие между японцами и корейцами, разбираться они совсем не хотели. Осознанно или нет, но она сама умело подыгрывала этим стереотипам и ожиданиям. В её танцы было добавлено и немного восточной эротики: одеяния Чхве Сын-хи порой были весьма откровенны даже по вольным меркам танцевальных подмостков.

Когда в современной Корее говорят о Чхве Сын-хи, то обычно стараются не упоминать о её политической деятельности. На это есть очень весомые причины – в конце колониального периода она делала много такого, чего «правильно патриотическая» кореянка, как её представляет современный официальный Сеул или Пхеньян, не должна была делать ни в коем случае. В годы войны она много выступала на фронте в Китае перед японскими солдатами, чтобы поддержать их боевой дух. За усилия, направленные на поддержку военных усилий империи, Чхве Сын-хи в 1942 году была удостоена Национальной премии и вообще всячески превозносилась японским истеблишментом. Во время войны Чхве Сын-хи пожертвовала в Фонд обороны (естественно, речь идёт о Фонде обороны Японской империи) около 75 000 иен – огромную сумму, примерно эквивалентную 200 среднегодовым зарплатам.

Подобный имперский энтузиазм не удивителен: Чхве Сын-хи получила образование в Японии и именно Япония подняла её к вершинам мировой славы. Она переехала в Японию, когда ей было всего 14 лет, и провела там почти два десятилетия. В отличие от большинства корейцев, Чхве вряд ли сталкивалась с дискриминацией из-за этнической принадлежности. Возможно даже, что она воспринимала войну именно так, как её представляла официальная пропаганда, то есть как борьбу азиатских народов против западного империализма и его приспешников.