Не только кимчхи: История, культура и повседневная жизнь Кореи

Большинство корейских авторов испытывают крайнюю неловкость при упоминании перечисленных выше фактов и стараются не говорить о них вовсе. Это и понятно: национализм в обеих Кореях является фактически гражданской религией, а уж на исторических факультетах корейских университетов национализм (в его «левом» варианте) давно уже превратился в единственно правильное учение, сомнения в правильности которого являются смертельно опасными для карьеры. Понятно, что в соответствии с этим единственно правильным учением женщина, признанная светочем корейской национальной культуры, ни в коем случае не может жертвовать деньги императорской армии, ведь в современной Корее нет обвинения страшнее, чем обвинение в сотрудничестве с японскими колонизаторами. История, однако, обычно не так однозначна, как представляется приверженцам любой версии политкорректности.

Чхве Сын-хи исполняет «танец шаманки». Фотография Фукуда Кацудзи, 1938 год

Вопреки широко распространённому в нынешнем Сеуле мифу, прояпонское прошлое и активный коллаборационизм не всегда были препятствием для тех, кто делал карьеру в северокорейском искусстве после 1945 года. Из-за подозрительного прошлого проблемы могли легко возникнуть, допустим, у бывших мелких чиновников уездной управы, но вот на былую прояпонскую активность людей знаменитых, да ещё и обладающих полезными для новой власти навыками, на Севере закрывали глаза точно так же, как и на Юге. Многие из заметных северокорейских функционеров от культуры в начале 1940-х гг. были самыми ретивыми поборниками Японской империи. Среди них выделяется Хан Сор-я, ставший председателем Союза писателей и, соответственно, главным литературным начальником Северной Кореи. В своих романах начала 1940-х гг. он рисовал портреты героических японских солдат, ведущих борьбу за реализацию цивилизаторской и освободительной миссии Японской империи.

Таким образом, решение Чхве Сын-хи и её мужа Ан Мака уйти на Север в 1946 году вовсе не выглядело странным – тем более, что их, кажется, активно туда приглашали.

В Пхеньяне именитых беглецов встретили с энтузиазмом. Для зарождавшегося северокорейского режима Чхве Сын-хи стала важным приобретением – ведь, как уже говорилось, на тот момент она была единственным деятелем корейского искусства с мировой славой.

Первые десять лет жизни в Северной Корее для Чхве Сын-хи были временем славы и успехов. Она пользовалась исключительными привилегиями, неоднократно успешно гастролировала за границей, исполняя и старые, и новые танцы.

Здание Пумингвана (буквально – «Дом горожан»), главного культурного центра корейской столицы в колониальный период. Здание построено в 1934–1935 гг. и в настоящее время используется Сеульским муниципальным советом

Не будет особым преувеличением сказать, что Чхве Сын-хи единолично сформировала современные танцевальные традиции Северной Кореи. Институт танца Чхве Сын-хи, основанный по прямому указанию Ким Ир Сена, был школой для одарённых детей. В первое десятилетие северокорейской жизни Чхве Сын-хи имела хорошие личные отношения с Ким Ир Сеном и пользовалась большим влиянием в Пхеньяне. Её супруг Ан Мак был назначен заместителем министра культуры и пропаганды.

Всё резко изменилось в конце 1950-х гг., когда Ким Ир Сен и его окружение начали масштабную репрессивную кампанию против писателей, артистов и прочих интеллигентов, после освобождения страны бежавших на Север с Юга. Главной причиной немилости властей были прошлые связи левой творческой интеллигенции с коммунистами Юга, которых Ким Ир Сен всегда считал своими соперниками и от которых отделался при первой же возможности.

Ан Мак, муж Чхве Сын-хи, был репрессирован в 1958 году. Чхве Сын-хи выступила с покаянием и отреклась как от мужа, так и от знакомых и покровителей из числа бывших героев южнокорейского коммунистического подполья, но это ей не помогло: в 1959 году она тоже исчезла. По всей видимости, её тогда сослали в провинцию. В 1966 году, когда её балет «Хэнё» («Ныряльщица») был поставлен в Пхеньяне, она ненадолго вернулась, и некоторые из её книг снова появились в продаже. Однако в 1967 году Чхве исчезла снова – и на этот раз уже навсегда.

Обстоятельства её смерти остаются невыясненными. Согласно одной из версий, она пыталась бежать в Китай (на тот момент – страну, скорее, враждебную), но в последний момент была задержана северокорейскими органами безопасности. Согласно другой версии, причиной её окончательного низвержения стала неудачная попытка отправить несколько откровенных писем в Японию, где у неё по-прежнему оставалось множество друзей и поклонников. Я бы не стал воспринимать эти версии всерьёз и ограничился бы констатацией факта: в 1967 году Чхве окончательно впала в немилость, была арестована (возможно, сослана) и вскоре умерла.