Не только кимчхи: История, культура и повседневная жизнь Кореи

Это неприятие поддерживалось с обеих сторон. В конце 1930-х гг. в Японии достигла пика националистическая/ расистская истерия, и идея о чистоте крови (или по меньшей мере о культурном превосходстве японцев) соответствовала духу времени. В условиях цензуры и ужесточения политического режима даже самые верноподданные националисты и ультралоялисты больше не могли открыто критиковать официальную линию Токио, которая, как мы помним, была направлена на поощрение смешанных браков. Однако недовольство японских ультранационалистов было настолько сильным, что о нём даже упоминалось в официальных публикациях (разумеется, позиция ультранационалистов там объявлялась ошибочной).

Впрочем, таким бракам в Японии противились не только националисты: литература того времени не оставляет сомнений, что в большинстве случаев и рядовые японские родители вовсе не хотели, чтобы их сын или дочь привели в дом невестку-кореянку или зятя-корейца. Известны случаи, когда молодые люди скрывали от родителей национальность своего избранника или избранницы – благо, к тому времени многие корейцы, долго жившие в Японии, безукоризненно говорили по-японски, да и по иным признакам были неотличимы от местных жителей. Впрочем, и в корейских домах не радовались перспективе появления японской невестки или японского зятя.

Тема смешанных браков нашла отражение в художественных произведениях, многие из которых появились после 1940 года. Среди наиболее известных можно назвать роман «Сердца должны встретиться друг с другом», автором которого был Ли Кван-су – человек, которого можно считать основателем современной корейской литературы. В молодые годы Ли Кван-су активно участвовал в движении за независимость, но к 1940 году он стал ярым (и, судя по всему, вполне искренним) сторонником колониального режима. Именно в этом новом качестве он и написал роман, где излагается история любви японца и кореянки. Кстати, написан этот роман был на японском языке, которым Ли Кван-су владел в совершенстве. Текст романа был обильно приправлен рассуждениями о величии Японской империи, отражавшими то ли текущую конъюнктуру, то ли личные воззрения автора.

Примечательно, что родители обоих героев романа Ли Кван-су поначалу выступают против их брака, что, как мы помним, было вполне типичной реакцией в те времена. В итоге молодой человек (японец) отправляется в Китай сражаться за империю, а его девушка (кореянка) становится военной медсестрой и воссоединяется с возлюбленным, с которым потом делит тяготы и опасности фронтовой жизни. Благословение на подвижничество ей даёт отец, когда-то сидевший в тюрьме за участие в движении за независимость Кореи, а позже «узревший свет истины» и проникшийся пониманием величия империи. Возможно, что Ли Кван-су списал этого персонажа с самого себя – слишком уж похож и возраст, и общая траектория идеологической эволюции. Концовка романа намеренно оставлена неоднозначной: читатель не знает, что в итоге станет с героями, и даже не уверен, останутся ли они в живых. Роман оканчивается, когда главные герои оказываются в китайской тюрьме после попыток убедить китайского генерала в том, что в его интересах – не просто сдаться, но и перейти на сторону японской армии, которая, конечно, борется за счастье всех жителей Азии, спасая их от англосаксонского империализма и русского коммунизма.

Что происходило со смешанными парами после освобождения Кореи в 1945 году? Как известно, восстановление независимости сопровождалось насильственным выселением из Кореи всех японцев. Депортация эта была обязательной и проводилась жёстко по этническому признаку. Судьбы смешанных семей в этих условиях складывались по-разному. В некоторых случаях корейские жёны разводились с японскими мужьями, а те возвращались на родину. Кажется, однако, что гораздо чаще кореянки решали отправиться со своими мужьями в Японию, где с годами, как правило, полностью ассимилировались. С другой стороны, японские жёны корейских мужей после 1948 года обычно принимали корейское гражданство и жили в бывшей колонии до конца своих дней. Ещё в начале 2000-х гг. их можно было иногда встретить в Корее, и на вид эти японские старушки, полностью ассимилировавшиеся в корейской среде, ничем не отличались от своих сверстниц – престарелых кореянок. Не исключено, что их правнуки в некоторых случаях даже не знали об истинной национальности своих стареньких прабабушек.

То обстоятельство, что Ли Кван-су, который в двадцатые был активным участником движения за независимость, к началу сороковых стал прояпонским писателем и активистом, не должно нас удивлять: многие из ведущих деятелей корейской культуры следовали по ещё более замысловатым идеологическим траекториям. Одной из показательных в этом отношении фигур стала танцовщица Чхве Сын-хи, первая деятельница корейской культуры, добившаяся мировой известности, и героиня следующей главы.

24 Первая из великих

1937 г. – танцовщица Чхве Сын-хи отправляется в мировое турне