Не ты

— Это не так сладко, Маш, когда с мужиком такая разница в возрасте. Ты что? Девчонка совсем. Без детства нормального, без юности… Севка мне как-то сказал, что ты ничего в этой жизни не видела, а он может тебе показать. Действительно может…

Маша вытаращилась на Самохина:

— Это когда вы меня обсуждали?

— Да, было дело. Он ведь за тебя бороться вздумал. Со мной… Вот так вот.

— Глупость какая, Дим! Я ведь Севе все насчет нас объяснила! И как это вообще… бороться? Зачем?

— Как-как… Всеми доступными средствами, впрочем, я сейчас не об этом.

— Ничего не понимаю, — не отпуская взгляда Самохина, Маша растерянно затрясла головой.

— Мне сорок. Он — молод. И, если говорить откровенно, намного больше подходит тебе.

— Ты что… Ты от меня отказываешься?

Маша вскочила, Самохин поднялся за ней, поймал за руки и обняв, что есть силы, прошептал в волосы:

— Нет, глупая, никогда! Я… просто хочу убедиться, что ты все взвесила, Машка. Подумала о будущем. О том, что будет, когда тебе сорок, а мне уже шестьдесят… О том, что со мной тебе будет спокойно… и только. А Сева… он может предложить тебе совсем другую жизнь. Жизнь, более подходящую для такой молоденькой девочки. Интересную жизнь… Выступления, гастроли, звездный статус… То, чего я никогда не смогу тебе дать. Молодость, в конце-то концов… Я не хочу, чтобы, когда я уйду, ты доживала жизнь в одиночестве. — Самохин говорил, и говорил, слова колючками застревали в горле, и он, превозмогая себя, через силу выталкивал их наружу. А она молчала. Смотрела на него широко распахнутыми, наливающимися солью глазами и молчала. Растерянная, сбитая с толку.

— Но я люблю тебя, — прошептала зачем-то, слизывая слезы с губ.

— Вот и хорошо, моя девочка… Ну, а плачешь чего?

Мура не знала ответа. Пожала плечами и еще сильнее вжалась телом в Самохина. Ей было так страшно! Не передать. В голове звенела его последняя фраза. Она не могла понять, куда он собрался уходить? Когда? Зачем? И как она без него? Маша вроде и понимала, о чем говорил Дима, и не понимала! И Сева… Зачем он все время о нем вспоминал? Какое он к ним имел отношение? Она ведь ясно дала понять, что все в прошлом, так почему же сейчас её любимый мужчина так настойчиво сватал ей сына? Как будто ему уступал…

— Так, ладно… Поздно уже, а ты болеешь…

— Нет! Не болею… Мне лучше уже.

— Все равно… Давай отдыхать. Измучил я тебя, и сам измучился.

— Мы… мы же вместе, Дима? Скажи, что ничего не изменилось?

— Абсолютно. Я люблю тебя…

Но даже после слов Самохина Маше не стало легче. Они оба не спали в ту ночь.

Утром, несмотря на все протесты Димы, Мура засобиралась на работу. Не могла она без него оставаться, хотя, вроде бы, и утрясла в голове слова, сказанные им накануне. Осознала, что он, в общем-то, о ней беспокоился. И оценила. Поняла его страхи и опасения, хотя нисколько не сомневалась в собственном выборе. Дима был старше, да. Но, хоть убей, с ним не было скучно. Как он не понимал, что она никогда бы не променяла время, проведенное с ним, на что-то другое? Ей нравилось, что у Самохина было чему поучиться, ей нравилась его жесткая хватка в бизнесе и редкая человечность. Ей гораздо интереснее было сидеть рядом с ним на деловых переговорах, чем за барной стойкой в любом, даже самом популярном, клубе. Он говорил о каких-то звездных статусах, но почему-то не понимал, что единственный статус, который ей по-настоящему нужен — это статус его любимой жены, друга, партнера по жизни…

После больничного Муре довольно долго пришлось настраиваться на работу, разбираться в разложенных на столе документах и разгребать завалы в почте. Маша так закрутилась в своих заботах, что на обед ее пришлось выгонять. Диме, конечно же. И все было хорошо, пока Галочка из отдела логистики не прошла мимо нее с полной тарелкой тушеной капусты. Мура сглотнула — раз, другой. Но лучше не стало. Тогда, осторожно промокнув вмиг покрывшиеся бисеринками пота виски, она медленно встала из-за стола и двинулась прочь из зала. Глубоко дыша, пешком поднялась на свой этаж. Закусив подрагивающую губу, приложила ладонь к абсолютно плоскому животу, нисколько не сомневаясь в том, что стало причиной ее странного недомогания. Прижалась лбом к двери в кабинет, давая себе передышку.

— И ты это так оставишь? Спустишь ему с рук? — донесся до Маши знакомый голос.

— Не спущу. Как раз думаю, что с ним делать. Вот ты бы как поступил на моем месте?

— Не знаю, Дима. Не знаю. Севка не мог не понимать, чем это все может для тебя обернуться. Значит, сознательно по больному бил. Ты Маше своей рассказал?

Сердце Маши подпрыгнуло куда-то к горлу и бешено в нем забилось.

— Нет. Не хочу, чтобы она волновалась. Она искренне верит, что этот придурок исправился…

На дрожащих ногах Маша отошла от двери и, ничего перед собой не видя, пошаркала к лестнице. Ее голос дрожал, когда прошептала:

— Сева? Ты где? Нам нужно срочно поговорить!

Глава 28