Не убоюсь зла

-- Я имею право знакомиться с материалами дела. Мне необходимо понять каждую фразу, каждое слово из показанных фильмов. Это осо-бенно важно в тех условиях, в которые вы меня поставили, лишив воз-можности пригласить адвоката. А сам я, как вам известно, не юрист и могу лишь догадываться о том, как вы будете строить свое обвинение. Мои познания в английском и иврите не настолько хороши, чтобы я мог понять в этом фильме все с первого раза. Поэтому я настаиваю на том, чтобы мне дали возможность увидеть его вторично.

После некоторого колебания они согласились, и вот уже снова на эк-ране моя Авиталь. Когда ее выступление кончилось, я потребовал:

-- Верните пленку назад, в этом месте я не разобрал несколько слов.

Оператор не спорил. Прошел час, второй, третий. Кагебешники уже кипели от злости, но я не уступал, снова и снова заставляя их возвра-щаться к началу. Снова и снова Авиталь вела колонну к советскому по-сольству в Лондоне -- нет, к Лефортовской тюрьме! -- требовать моего освобождения.

Наконец терпение Володина лопнуло, и полковник стал кричать на меня:

-- Хватит! Вы что думаете -- ваша судьба в руках этих людей, а не в наших? Посмотрите внимательно: это всего лишь студенты и домохо-зяйки!

...Сегодня, выступая перед людьми в Иерусалиме и Нью-Йорке, Па-риже и Лондоне, я благодарю их за поддержку и каждый раз цитирую слова Володина. Спасибо вам, гражданин полковник, вы подсказали мне точную и эффектную формулировку: армия студентов и домохозяек одолела в конце концов полчища КГБ.

* * *

Прочитан пятьдесят один том дела. Заполнены моими записями пять толстых папок. Теперь я должен был подписать протокол о том, что с делом ознакомлен, после чего начнется подготовка к суду.

Я еще раз перечитал УПК, чтобы узнать все о своих правах на этом этапе. Оказывается, у меня еще есть возможность заявить ходатайство о дополнении материалов дела. Но стоит ли этим заниматься? Ведь суд почти наверняка будет закрытым, и все мои усилия окажутся напрасны-ми. И все же я решил такое заявление написать: по крайней мере, в деле останутся доказательства абсурдности и лживости их обвинений.

Двадцать шестое мая семьдесят восьмого года. На оформление за-крытия дела пришли Володин и Илюхин и объявили мне, что и где я должен подписать.

-- Прежде я хочу сделать письменное заявление, которое будет включено в протокол о закрытии, -- сказал я.

-- Что еще за заявление? -- повысил голос Володин. -- Хватит муд-рить, давайте действовать по закону. Вот двести первая статья, там все указано, -и он протянул мне уголовно-процессуальный кодекс.

К счастью, я его заранее прочитал. Перелистав несколько страниц, я показал полковнику другую статью: двести третью, где говорится об этом моем праве.

-- Да-а, вижу, что адвокат вам действительно не нужен, -- раздра-женно заметил Володин. -- Ладно, читайте ваше заявление и следова-тель запишет его в протокол.

-- Ну, нет! -- сказал Илюхин, внимательно выслушав меня. -- Та-кую антисоветчину пишите сами, своей рукой, наш следователь этого делать не станет.

Что ж, я с удовольствием записал в протокол, что следствие с самого начала подгоняло дело к заранее вынесенным газетой "Известия" обви-нениям, что их цель -- скомпрометировать еврейское эмиграционное движение, что обвинения либо абсурдны, либо лживы, что дело засекре-чено, хотя никаких тайн в его материалах нет, что подбор этих послед-них тенденциозен и существенно неполон. Поэтому у меня есть хода-тайство о включении в дело дополнительных документов, и я представ-лю его в течение пяти дней.

До истечения этого срока я передал следствию более тридцати стра-ниц текста, в котором -- вся "идейная" суть моей защиты. Я не вдавался в подробности по поводу того, кто что делал, кто что говорил, кто что знал, а лишь утверждал: деятельность активистов еврейского нацио-нального движения не была инспирирована из-за рубежа, не противоре-чила ни международному праву, ни советским законам. Она -- результат существующего в СССР положения с эмиграцией. Я просил предста-вить копии правил, регулирующих выезд из Советского Союза и даю-щих ответ на следующие вопросы: можно ли вообще покинуть страну без приглашения от родственников; вправе ли человек знать, почему ему отказано в выезде; существуют ли предельные сроки отказа. На каждый из них должен был, естественно, последовать отрицательный ответ. После этого на конкретных примерах, собранных нами, я просил объяснить, в чем причина многолетних отказов футболисту, специали-сту по китайской философии, художнику, летчику, демобилизовавше-муся из армии сразу после войны...