Не убоюсь зла

На следующий день в рабочее время в жилом бараке собралась не-большая компания: несколько свободных от смены зеков, Полиэктов и я. Витя рассказал нам, как во время следствия и после суда КГБ сумел убедить его в том, что все от него отказались, что друзья, которым он доверял, дали на него показания. С ощущением, что он предан всем ми-ром, Виктор отправился на этап. В Пермской тюрьме его встретил вые-хавший ему навстречу Захаров. Несколько часов беседы с кагебешником, и парень подписал заявление, в котором обязался "оказывать содействие органам КГБ в борьбе с врагами советской власти". В качестве клички он взял себе фамилию деда по матери -Забелин.

После этого Витю и посадили в один "тройник" со мной, а затем в зо-не приставили к Грезину, рассчитывая, что тот принесет мне материа-лы, спрятанные в кочегарке.

Виктор сообщил нам и о каналах связи с Захаровым, и о способах вы-звать кагебешника на территорию лагеря, и о том, что за зоной хранит-ся чемодан с продуктами, предназначенный для него, которыми он так ни разу и не решился воспользоваться; рассказал о том, как страдал все эти четыре месяца, как пытался уклониться от выполнения заданий, не рассердив при этом босса, как стыдно было ему сидеть с нами за одним столом и как он теперь счастлив, что все позади... Под конец Витя рас-плакался, это были слезы облегчения и радости. Я обнял его, испытывая те же чувства, а затем вынул из тумбочки остатки продуктов, привезен-ных мамой и Леней, заварил чай, и все мы отпраздновали веселые по-минки по Забелину.

-- Мне кажется, я заново на свет родился! -- кричал мне Витя на следующее утро, с хохотом носясь по зоне, как удравший от пастуха мо-лодой бычок. Впервые я видел его таким счастливым.

А меня в тот день перевели в цех токарем. Двухмесячная оттепель кончилась. В течение недели на меня составили дюжину рапортов: "от-ходил от станка на пять минут", "в течение трех минут разговаривал с соседом во время работы"... Потом на год вперед лишили свидания. Ста-ли конфисковывать одно за другим письма. Я понял, что мои дни в зоне сочтены.

О том, что меня заберут в ШИЗО, мне заранее сообщили "двойные агенты", которым было поручено проследить, кто из зеков начнет этим возмущаться, кто предложит протестовать...

А вечером наступил праздник Пурим. Накануне я получил полагаю-щуюся раз в полгода полукилограммовую бандероль с конфетами и пе-ченьем. Я собрал друзей, вынул гостинцы, заварил чай. За столом сиде-ли узник Сиона и юный грузинский поэт, армянский националист и русский пятидесятник, литовский еврокоммунист и латышский дисси-дент-демократ. ..

Я рассказал о происхождении Пурима, о том, как много веков назад Всевышний явил чудо и спас наш народ от истребления. Между прочим, и статья в "Известиях", изменившая мою судьбу, появилась именно в Пурим, и завтра, в тот же праздник, должен начаться новый этап в моей жизни: меня заберут в ШИЗО. Но этого я никому не мог сказать. "Где-то буду я в следующий Пурим? -тоскливо думал я. -- В лагере? В Чи-стополе? В другой зоне?.."

...Назавтра после работы меня вызвали на вахту и зачитали рапорт: держал белье в неположенном месте -- под подушкой. Четверо суток ШИЗО. Белье я действительно положил под подушку перед тем, как сдать его в стирку, такого рода "нарушения" все мы совершали регуляр-но. Но весь юмор ситуации был в том, что сделал я это чуть ли не через сутки после того, как узнал о предстоящем наказании. "Великие опровергатели логики! Следствие у них то и дело опережает причину!" -- невесело усмехался я, навсегда покидая зону под охраной двух пра-порщиков.

* * *

Смехотворный срок -- четверо суток -- никого, конечно, обмануть не мог. За ним последовал новый: пятнадцать суток, потом еще пятнад-цать. После этого меня перевели в ПКТ под тем стандартным предло-гом, что я плохо влияю на других зеков. "Что ж, на сей раз это вроде бы соответствует действительности", -- подумал я, с удовольствием вспо-миная поминки по Забелину, а также всех, кого успел "перевербовать" за два месяца пребывания в зоне.

Одновременно со мной в ПКТ попали Грезин и Валерий Смирнов -- один из тех, кто пассивно, но упорно сопротивлялся в лагере давлению КГБ.