Фраза "они хотят, чтобы я им верил" все чаще и чаще крутилась в моей голове. "Дохаживая" последние часы по карцеру, и потом -- по дороге в камеру, я начал выстраивать такое рассуждение: если они хотят, чтобы я им верил, а я скажу им что-то, якобы известное мне, -- например: "Я знаю, что Бейлина на свободе", -- они не станут это-го отрицать. В том, конечно, случае, если так и есть на самом деле. "Ошибка!"-- обрываю я себя. Если они поставят в этой игре на то, что я ничего не знаю наверняка, а лишь пытаюсь угадать, то, конечно же, будут отрицать. Они даже будут рады, поняв, что я гадаю: значит, у меня есть сомнения. Нет, так не пойдет.
Я и сам не заметил, как увлекся новой -- не политической, не мо-ральной -- чисто логической задачей, обрадовавшись, что можно на-конец отдохнуть, отвлечься, позабавиться знакомыми с детства уп-ражнениями. Скоро я перешел к такой схеме: я как бы случайно про-говариваюсь, что мне известен некий факт. Для следователей важно, чтобы я верил им, а потому они не станут этот факт отрицать -- но только в том случае, если он и на самом деле соответствует действи-тельности, и, кроме того, если они поверят, что у меня и впрямь была возможность его узнать. Для этого требуется вызвать у них подозре-ние в том, что я связан с волей. Как этого добиться? Сообщить им достоверный факт, который, с их точки зрения, мне никак не мог быть известен!
Я всегда знал, что актер из меня никудышный, а потому и не со-бирался всерьез разыгрывать представление. Более того, я полагал, что именно тем и силен, что все время остаюсь самим собой, никаких ролей не играю. Но эта простая логическая задача так увлекла меня, что я невольно, с чисто теоретическим к ней интересом, стал ее ре-шать.
Итак, я беру какую-то последовательность фактов, упорядоченную по степени вероятности их истинности. Первый из них должен иметь место со стопроцентной вероятностью, но следствие необходимо убе-дить в том, что он мне не был известен до ареста. Начиная с него, я с некоторым интервалом во времени "проговариваюсь" о каждом из этих фактов. С самого начала у КГБ возникнет подозрение, что у ме-ня есть источник информации, раз от раза оно будет укрепляться, и таким образом выполнится второе условие; а каждый раз, когда будет выполнено и первое, -- то есть окажется, что названный мной факт впрямь имел место, -- следователи, если этот логический механизм сработает, будут подтверждать мою правоту.
Сейчас все это представляется мне примитивной схематизацией. Но тогда, как и в случае с "деревом целей и средств", я, видимо, чисто инстинктивно пытался выбраться из мрачной и запутанной ситуации, призвав на помощь ясный и хорошо знакомый мне мир чистой логики.
В карцер меня сажали для того, чтобы усилить эффект психологи-ческого давления на следствии. Вышло, однако, наоборот: одиночест-во, холод и голод лишь помогли мне сосредоточиться. Но как только я вернулся в камеру, то сразу же размяк: заботливый сосед, припас-ший для меня продукты, его жалобы на неудавшуюся семейную жизнь, пересказы допросов, анекдоты, традиционное домино по вече-рам... Я нежился в тепле, получал удовольствие от еды, читал библи-отечные книги -- и идея начать с КГБ игру уже казалась мне детской и несерьезной. И я решил: если вновь утрачу уверенность в себе, то просто перестану с ними разговаривать.
Тем временем судьба улыбнулась мне: в очередной июльской пере-даче из дома я обнаружил, кроме продуктов, книгу математических головоломок известного американского популяризатора науки Гардне-ра. Я в восторге перелистывал книжку: вот и еще одно убежище от КГБ появилось у меня! Потом с ней стал знакомиться мой сосед. Раз-делы, где была хоть какая-то математика, он и смотреть не стал, ос-тановился на логических задачках, прочитал одну-другую и стал удивляться: да разрешимы ли они? Ведь говорится в них об одном, а спрашивается совсем другое! На самом деле это были элементарные упражнения для школьников тринадцати-четырнадцати лет, и я до-ставил ему удовольствие: он читал мне условие, а я тут же выдавал ответ. Михаил Александрович был в восторге. Мне нравилось его по-ражать, но конечно же, не приходило в голову переоценивать свой ус-пех.
Неожиданно я подумал: вот передо мной человек, окончивший со-ветский юридический институт -- тот же, что и мои следователи, -- и у него так плохо с логикой. Вряд ли они отличаются от него. Я ведь с детства люблю решать логические задачи, я столько играл в шахма-ты -- к чему все это, если не решусь сейчас сыграть партию с этими типами? Чего будут стоить приобретенные мной знания и навыки, если я не приме-ню их на практике хотя бы один раз, когда жизнь сама подталкивает меня к тому?
В редакционных примечаниях к книжке, среди прочего, приводил-ся интересный пример, обобщающий логические задачи определенного типа.