Не убоюсь зла

-- Ах, Анатолий Борисович, ну как же это вы так! -- сокрушенно всплеснул он руками. -- Я болел, только сегодня на работу вышел, и на тебе -- мне докладывают, что вы в карцере! Если бы я был на месте, не-пременно бы вмешался, постарался предотвратить... Но Петренко -- мужик самоуправный, нас совершенно не слушается. Да, карцер -- это не подарок... -- и он присел на диванный валик в полуметре от меня. -- Знаете, если даже все для вас обойдется и вы попадете в лагерь, приез-жать с уже подпорченным личным делом -- это очень плохо!

-- Да что это -- то расстрел, то испорченное личное дело, -рассме-ялся я. -- Вы уж чем-нибудь одним пугайте.

-- Никто вас не пугает, -- поспешно сказал Володин, -- просто объ-ясняем вам ваше положение. Я же сказал -- если обойдется, если не расстреляют... Ну, да все зависит от вас. Так когда перестанете с огнем играть, когда будете давать нормальные показания?

-- Я даю вполне нормальные показания.

-- Ну конечно, то у вас такая память, что вслепую в шахматы игра-ете, на пресс-конференциях столько цифр наизусть приводите, а как попали сюда -память напрочь отказала, ничего не помните, ничего не знаете!

Тут уж я и впрямь обиделся:

-- Простите, но вы меня с кем-то путаете, Виктор Иванович! Конеч-но, что-то я, может, и подзабыл, так в таких случаях всегда прямо гово-рю: забыл, не помню. Но, как правило, память мне не изменяет, и я че-стно заявляю: отказываюсь отвечать. Чего-чего, а лжи в моих показани-ях не найдете.

Володин добродушно рассмеялся, показывая, что оценил шутку:

-- Честно, стало быть, отказываетесь? -- и продолжил развивать ту же тему: -- Вот и у Бейлиной что-то с памятью случилось. Как только эти борцы за права человека попадают к нам, -- обернулся он к Солон-ченко, -- так обязательно у них память портится. Ну ладно, Бейлина, Нудель -- они бабы, истерички, твердят свое как заводные. Но вы-то мужчина, интеллектуал, человек мыслящий, а ведете себя, как трусли-вый и глупый страус, спрятавший голову в песок: ничего не вижу, ниче-го не знаю...

Я молчал, внимательно слушая Володина, пытаясь понять, куда он клонит. А тот, видимо, вдохновленный интересом, который я проявлял к его словам, продолжал, причем речь его становилась все напористей и драматичней:

-- Вы считаете себя героем, борцом за интересы евреев. А сами пред-аете эти интересы -- хотя бы тем уже, что вам не хватает мужества взглянуть правде в глаза. За то время, что вы в Лефортово, очень многое изменилось. Мы, конечно, не можем показать и рассказать вам сразу все -- интересы следствия не позволяют. Но и лгать нам ни к чему. Вы уже слышали отрывки из показаний Тота. Со временем прочтете все це-ликом. Но неужели и того, что вам стало известно, недостаточно, чтобы понять: ситуация сейчас совсем иная. Прессел, Тот, Оснос, Крымски, Френдли -- все эти дипломаты, корреспонденты и другие ваши друзья разоблачены как сотрудники ЦРУ. Мы следили за ними давно, но инте-ресы государственной безопасности заставляли нас выжидать. Теперь же, когда эта компания выведена на чистую воду, как выглядят все на-ши местные "борцы за права человека", которые им помогали -- пусть даже по наивности? Хотя что же это за наивность -- мы ведь всех их, и вас в том числе, неоднократно предупреждали, кем на деле являются ваши западные друзья! И как должны сегодня мы, советские люди, от-носиться к так называемым еврейским активистам, которые напрямую связаны со шпионами? Если вы считаете себя представителем интересов евреев, желающих уехать в Израиль, если позволяли себе выступать от их имени, -- хотя, замечу, никто вам такого права не давал, -- не чув-ствуете ли вы теперь себя обязанным ясно заявить этим людям, которых вы поставили в такое трудное положение: "Я не враг СССР. У меня бы ли честные намерения. И потому я осуждаю использование нашей дея-тельности в антисоветских целях". Хотите уехать в Израиль -- что ж, ваше дело. Но отрекитесь от всех этих ваших тотов и пресселов, управлявших вами как марионеткой! Этим вы и свое положение облегчите, и, главное, поможете тем евреям, кто слушал вас, доверял вам, а оказался в такой двусмысленной ситуации. В этом и проявится подлинное муже-ство!

Речь Володина была так длинна, что запомнить ее целиком не пред-ставлялось возможным; я старался сохранить в памяти лишь самое важ-ное для последующего анализа.

-- Вот Лернер -- это вам не Бейлина или Нудель, -- продолжал он. -Профессор -- человек ответственный, уже понял, в какое болото вы зата-щили евреев. Теперь думает, как их оттуда извлечь, пока не поздно. У него, как вам, наверное, известно, желания насолить советской власти было больше, чем у кого-либо другого, -- ведь и вы из-за него сюда попа-ли. Но теперь он дал задний ход, признал, что ошибался, что позволил западным спецслужбам использовать себя в преступных целях.

-- Ну что ж, -- прервал я его, -- если так, устройте мне с Лернером очную ставку. Может, он действительно объяснит мне то, чего я сам до сих пор не понимаю.