- Чушь! - вознегодовала я. - Ты старалась только превратить его жизнь в ад! Почему ты, черт возьми, не ушла от него уже давно?
- Но... - робко пискнула она.
- И где ты намерена жить? - перебила я. Меня по-прежнему мутило.
- С Кеном, - шепнула она.
- Это где?
- Красный домик напротив школы, - с плохо скрываемой гордостью ответила мама. Король химчистки Кен Кирнс явно успел скопить на безбедную старость.
- А как же твой священный долг? - спросила я, зная, что бью ниже пояса. - Как быть с клятвами, что ты давала в церкви, у алтаря, - быть с мужем в горе и в радости?
- Люси, прошу тебя, - еле слышно произнесла она. - Уж как я боролась со своей совестью, сколько молилась, чтобы господь меня направил...
- Какая же ты лицемерка! - воскликнула я. Не то чтобы с точки зрения морали это для меня хоть сколько-нибудь значило, гораздо важнее было побольнее уязвить ее. - Всю мою жизнь ты пичкала меня учением католической церкви, осуждала незамужних матерей и тех, кто делает аборты, а теперь, оказывается, сама ничуть не лучше их! Ты прелюбодейка, ты нарушила свою драгоценную седьмую заповедь!
- Шестую, - возразила она, став на секунду прежней, энергичной и строгой.
Ха! Я знала, что все равно возьму верх.
- Что? - брезгливо поморщилась я.
- Я нарушила шестую заповедь, седьмая - "не укради", тебя что, на уроках Священного писания ничему не научили?
- Вот видишь, вот видишь! - злобно обрадовалась я. - Опять ты за свое, опять осуждаешь, следишь за другими, как цепная собака. Пусть тот, кто без греха, сам уберет бревно из своего глаза!
Она повесила голову, заломила руки. Мученица, да и только.
- А что думает обо всем этом отец Кольм? - не унималась я. - Наверно, теперь он уже не так дружит с тобой, ты ведь... разрушила домашний очаг.
Мама не отвечала.
- Ну? - снова спросила я.
- Они сказали, чтобы я больше не убирала цветами алтарь, - наконец призналась она. Одинокая слеза поползла по ее щеке, смывая неумело наложенный тональный крем и оставляя тонкую дорожку.
- И поделом, - фыркнула я.
- И церковный комитет не принял яблочный торт, что я испекла для благотворительной распродажи, - продолжала она. Слезы уже текли по ее лицу ручьями, и полосок становилось все больше.
- И это верно, - с жаром согласилась я.
- Наверно, думают, что это заразно, - с жалкой улыбочкой сказала она. Я холодно посмотрела на нее, и через пару секунд улыбки как не бывало.
- И мне ты тоже нашла время рассказывать. Как, по-твоему, после таких новостей я смогуработать до вечера?
Согласна, это было уже нечестно, потому что Айвора на месте не было, и я все равно ничего делать не стала бы, но дело не в том.
- Люси, мне очень жаль, - спокойно возразила мама, - но я хотела все рассказать тебе как можно скорей, чтобы не получилось так, что ты узнаешь об этом от кого-нибудь еще.
- Ну ладно, - отрезала я, вставая из-за стола. - Ты мне все рассказала. Спасибо и до свидания.
Денег я ей не оставила. Может заплатить за мой сандвич и сама: это из-за нее я так его и не съела.
- Подожди, пожалуйста, - взмолилась она. - Люси, не уходи. Прошу тебя, дай мне возможность сказать еще два слова. Больше мне ничего не надо.
- Давай, говори, - разрешила я. - Хоть посмеюсь.
Мама набрала полную грудь воздуха и начала:
- Люси, я знаю, что ты всегда любила папу больше, чем меня...
Она остановилась, готовая выслушать мои возражения, но я молчала.
- ...и мне это было очень тяжко, - продолжала она. - Мне одной приходилось быть сильной, строгой, воспитывать вас, потому что он этого не делал. А ты, я знаю, думала, что он замечательный, а я вредная и злая, но ведь хотя бы один из нас должен был быть родителем.
- Да как ты смеешь, - процедила я. - Папа был мне вдвое, нет, вдесятеро больше родителем, чем ты!
- Но он такой безответственный, - заикнулась она.
- Вот только о безответственности не надо, - перебила я. - Как насчет твоего чувства ответственности? Кто теперь позаботится о папе?
Хотя ответ на этот вопрос я уже знала.
- А почему о папе кто-то должен заботиться? - спросила мама. - Ему всего пятьдесят четыре, и у него все в порядке.
- Ты же знаешь, заботиться о нем надо, - сказала я. - Знаешь, что сам он о себе позаботиться не может.
- А почему, Люси? Многие живут одни, даже люди много старше твоего папы, и прекрасно со всем управляются.
- Но папа не такой, как другие, и это ты тоже знаешь, - возразила я. Не думай, что тебе удастся выкрутиться!
- А почему твой папа не такой, как другие? - спросила она.
- Ты знаешь почему, - рассердилась я.
- Нет, не знаю. Может, ты мне объяснишь?
- Я не намерена дискутировать с тобой на эту тему, - вскипела я. - Ты знаешь, что за папой надо следить, и все тут.
- Опять не можешь взглянуть правде в глаза, Люси? - сказала мама, глядя на меня с омерзительной, ханжеской кротостью, фальшивым состраданием и показной заботой.
- Какой еще правде? - не поняла я. - Нет тут никакой правды, а ты болтаешь еще больше глупостей, чем обычно.
- Он алкоголик, - мягко ответила она. - Вот этого-то ты и не можешь принять.