- Кто алкоголик? - возмутилась я. - Папа не алкоголик. Я вижу, к чему ты клонишь, думаешь, можно обзывать папу как угодно, говорить о нем всякие гадости, чтобы люди тебя пожалели и сказали, что ты правильно его бросила. Нет уж, меня не одурачишь.
- Люси, он был алкоголиком много лет, быть может, задолго до того, как мы поженились, но тогда я не знала, что это такое, - вздохнула она.
- Чепуха, - фыркнула я. - Он не алкоголик. Ты что - за дурочку меня считаешь? Алкоголики - это такие типы в грязной одежде, небритые, которые спят на улицах и сами с собой разговаривают.
- Люси, алкоголики бывают разные, и те люди на улицах - такие же, как твой папа, просто в жизни им меньше повезло.
- Самое большое в жизни невезение - жить с тобой под одной крышей, отбрила ее я.
- Люси, ты будешь отрицать, что твой отец много пьет?
- Иногда выпивает, - согласилась я. - А почему бы ему не пить? Все эти годы ты превращала его жизнь в кошмар. Мое самое раннее воспоминание - как ты на него кричала.
- Прости меня, Люси, - заливаясь слезами, всхлипнула она. - Но мне было так тяжело, у нас никогда не было ни гроша, а он не устраивался на работу, но деньги, что я откладывала на еду для тебя и твоих братьев, забирал и пропивал. Приходилось идти в ближний магазинчик и плести что-нибудь о том, как я не успела зайти в банк и не поверят ли они мне в долг. Они доподлинно знали, в чем дело, а у меня ведь тоже гордость есть, понимаешь? Мне было нелегко так поступать, в детстве меня учили ждать от жизни большего, чем я получила с твоим папой.
Она уже плакала в три ручья, но для меня это ничего не значило.
- А я ведь любила его, да, любила, - всхлипывала она. - Мне было двадцать два года, и для меня он был лучше всех. Он все обещал бросить пить, а я все надеялась, что он исправится, каждый раз верила ему, и каждый раз он меня обманывал.
Она говорила и говорила, и обвинениям не было конца. Как он напился в день свадьбы, как, когда она носила Криса и начались схватки, ей пришлось одной добираться до больницы, потому что он где-то пропадал, видимо, пьянствовал; как, стоя в церкви на конфирмации Питера, громко запел "Люди за проволокой"...
Я уже не слушала, решив, что мне пора обратно на работу.
Перед тем как уйти, я сказала:
- Тебе, конечно, наплевать, но знай: я позабочусь о нем сама и сделаю это намного лучше, чем делала ты.
- Ты серьезно, Люси? - совершенно спокойно спросила мама.
- Да.
- Тогда желаю удачи. Она тебе пригодится.
- Что ты имеешь в виду?
- А ты умеешь застирывать простыни? - похоронным голосом спросила она.
- Да о чем ты?
- Увидишь, - устало проронила мама. - Увидишь.
63
На работу я вернулась в состоянии шока.
Первым делом позвонила папе, чтобы убедиться, что он жив и здоров, но он бормотал что-то бессвязное, и я встревожилась еще сильнее.
- Сегодня сразу после работы приеду к тебе, - пообещала я. - Все будет хорошо, не беспокойся.
- Кому я теперь нужен, Люси? - спросил он дребезжащим, совсем стариковским голосом. Я была готова убить маму.
- Мне, - с жаром ответила я ему. - Я всегда буду заботиться о тебе, не волнуйся.
- Ты меня не бросишь? - робко спросил он.
- Никогда, - заверила я, вложив в это слово столько воли, сколько у меня в жизни не бывало.
- И останешься ночевать? - спросил папа.
- Останусь, конечно, я всегда буду с тобой!
Потом я позвонила Питеру. На работе его не оказалось, из чего я заключила, что мама уже и его осчастливила своей новостью, и он, отягощенный эдиповым комплексом идиот, сбежал домой, где лежит в темной комнате, задернув шторы, и ждет смерти на почве сердечной травмы. Так и было: когда я набрала его домашний номер, он сиплым, севшим от горя голосом заявил, что, как и я, ненавидит мать. Но я-то знала, что у него на то другие причины и со мной ему равняться нечего. Питер был в отчаянии не потому, что мама ушла от папы, а потому, что от папы она ушла не к нему.
Далее я позвонила Крису и выяснила, что его мама ввела в курс дела еще утром. Вот ведь негодяй - мог бы позвонить, предупредить, так нет! Мы немного поругались по этому случаю, что было приятно, ибо ненадолго отвлекло меня от мыслей о папе. Крис бурно обрадовался, когда я сообщила, что вечером еду к папе ("Господи, Люси, какая же ты молодец. Я твой должник"). С чувством ответственности мой брат не в ладах: он просто не знает, что это такое.
Затем я позвонила Дэниэлу и рассказала ему, что случилось. Ему хорошо рассказывать, потому что он умеет сочувствовать искренне. К тому же он всегда очень тепло относился к моей маме, и меня радовала возможность показать ему, какая она на самом деле дрянь.
Дэниэл никак не прокомментировал преступное легкомыслие моей матери, зато сразу же предложил отвезти меня к отцу.
- Нет, - сказала я.
- Да, - сказал он.
- Нет и нет, - отрезала я. - Настроение у меня хуже некуда, собеседник из меня сейчас никакой, ехать туда долго и скучно, а по приезде я захочу одного: побыть с папой.
- Отлично, - согласился он. - И все же я бы хотел составить тебе компанию.