- А разве вы сами не должны прожить собственную жизнь достойно? спросила она.
- Не могу же я бросить его, - отрезала я.
- Возможно, это лучшее, что вы могли бы для него сделать.
- Меня замучит совесть, - с благородным негодованием заявила я.
- Совесть - поблажка себе.
- Да как вы смеете! - вспылила я. - Вы же понятия не имеете, о чем говорите!
- Я была замужем за алкоголиком, - возразила она, - и точно знаю, каково вам сейчас.
- Я - нормальный человек, просто у моего отца случайно есть проблемы с алкоголем. Я не такая, как вы. Вы просто... просто... неудачники. Ходите на эти свои собрания и разглагольствуете, как вам удается отречься от ваших пьющих родственников.
- Так и я вначале говорила, - кивнула моя собеседница.
- Господи! - вышла я из терпения. - Я ведь только хочу помочь ему бросить пить. Что тут плохого?
- То, что помочь вы не можете, - ответила она. - Вы не властны над ним и его пьянством. Зато над собственной жизнью имеете власть.
- У меня есть долг.
- Перед собой - да. И это всегда намного сложнее. Не думайте, что у вас сразу все наладится, если кто-то бросит пить.
- Что вы имеете в виду?
- Как у вас складываются отношения с другими мужчинами?
Я не ответила.
- Многим из нас приходится серьезно работать над собой, чтобы добиться успешных отношений, - объяснила моя собеседница. - Вы бы диву дались, как многие из нас вступают в неверные отношения с неподходящими мужчинами, мягко возразила она, - ибо наши ожидания основываются на том жизненном опыте, который мы получили, общаясь с алкоголиками... Вот мой номер телефона. Звоните, когда захотите поговорить. В любое время.
Я ушла, не успела она продиктовать.
Еще одна надежда рухнула. Снова тупик.
Что же мне теперь делать?
***
Я пыталась давать ему меньше денег. Но он выпрашивал, плакал, и чувство вины было так ужасно, что я отдавала ему все, даже если потом не хватало на еду.
Настроение мое менялось от бешенства до такой тоски, что, казалось, сердце вот-вот разорвется. Я то ненавидела папу, то любила и жалела.
Но постоянно чувствовала, что попала в западню, и отчаяние мое росло.
72
Рождество было ужасным. Я не могла пойти ни на одну из вечеринок. Пока все остальные наряжались в блестящие короткие черные платья (включая мужчин), я тряслась в электричке домой, в Эксбридж. Пока другие веселились, целовались, трахались, упивались, объедались, я умоляла папу лечь спать, уверяя его, что совершенно неважно, намочит ли он снова постель.
Видно, моя личная фея-крестная ослышалась, когда ей объясняли, что мне пожелать, ибо вместо: "Ты пойдешь веселиться на бал" сказала: "Ты пойдешь убирать бальную залу".
Даже если б за папой было кому присмотреть, я все равно никуда не пошла бы, потому что в моем нынешнем финансовом положении ни разу не могла выставить угощение всей компании.
Во время предпраздничной лихорадки папа стал пить еще больше. Не знаю, почему: повод для пьянства ему теперь не был нужен.
И, чтобы окончательно растравить себя, добавлю: я получила всего две поздравительные открытки. Одну от Дэниэла, вторую - от Адриана из видеопроката.
Самый день Рождества прошел омерзительно. Крис с Питером не пришли к нам с папой в гости.
- Не хочу, чтобы думали, будто я на чьей-либо стороне, - оправдался Крис.
- Не хочу огорчать мамулю, - заявил Питер.
Да, день выдался гнусный. Единственная радость - то, что уже к одиннадцати часам утра папа набрался до бесчувствия и отрубился.
Мне так отчаянно хотелось с кем-нибудь поговорить, чем-то разбавить постоянную возню с папой, что я почти с нетерпением ждала выхода на работу.
73
Поскольку Рождество прошло из рук вон плохо, я по глупости возлагала максимум надежд на начало нового года.
Но четвертого января папа ушел в грандиозный запой. Скорее всего, запой был плановый: когда я по пути на работу хотела купить в автомате на станции метро пакетик жевательного мармелада, то обнаружилось, что вся моя наличность куда-то исчезла из кошелька. Можно было бы побежать домой и попытаться пресечь начинающийся разгул, но почему-то я решила не беспокоиться.
Добравшись до центра города, я сделала попытку получить деньги в банкомате, но он проглотил мою карточку, а на экране загорелась красная надпись: "Кредит существенно превышен, свяжитесь с вашим банком". Вот еще, подумала я. Если я им нужна, пусть приходят и сами берут (только живой я им не дамся)!
Пришлось одолжить у Меган десятку.
Придя вечером домой, я увидела подсунутое под входную дверь письмо устрашающе официального вида. Оно оказалось из банка с требованием сдать чековую книжку.
Ситуация выходила из-под контроля. Я старалась подавить леденящий страх.
Я направилась в кухню, но тут у меня под ногой что-то хрустнуло. Я посмотрела вниз: весь ковер прихожей был усыпан битым стеклом. И пол в кухне тоже. На столе толстым слоем лежали черепки тарелок, блюдец и салатников. Кофейный столик дымчатого стекла - украшение гостиной - был разбит вдребезги, на полу валялись книги и кассеты. Весь первый этаж лежал в руинах.
Папина работа!
Он и раньше, бывало, бил и ломал вещи, когда напивался, но до такой степени вдохновения все же не доходил.