Не уходи. Останься

— Ты очень похожа на свою маму… — грустно произнес, — Такая же упрямая.

— Поэтому, я сейчас скована наручниками, и с травмами сижу здесь? Потому что похожа на нее?

Отец лишь улыбнулся. Так отчаянно знакомо, что у Димы закололо за грудиной, сердце сжалось. На глазах появились слезы.

Она не верила, что это ее папа. Не верила. Знала, видела факты. Но до конца так и не верила, что папа, который ее всему учил, натаскивал и иногда мог проявить скупую отеческую ласку, погладив по голове, погубил стольких людей, и все ради мести. Боже! Каждый раз, когда она думает, что больней и хуже быть не может, жизнь упорно доказывает ей обратное. Может, еще как!

— Ты жива, потому что он придет за тобой, только поэтому.

— Кто придет, папа?

— Не называй меня так! — закричал он, — Ты не моя дочь! А его! Его!

— Кого его? Твоего лучшего друга и любимой женщины? — она собралась довести его до ручки, вывести из состояния равновесия, — Ты поэтому ее убил? Как это случилось? Как ты убил маму? Она что-то раскопала? Решила тебя наказать? Как это случилось? Ты хладнокровно убил ту, которую любил годами? А Руслана? Своего сына ты тоже убил?

— Ты ничего не знаешь! Ни-че-го! — по слогам растянул слово, едва сдерживая накатившую ярость, эта девчонка смела говорить то, о чем ничего не знает, — Я ее любил! Понимаешь? Любил! Как никого! Я преклонялся перед ней! Молился на нее! Делал все, что она хотела! Это она предала меня! Ты и представить себе не можешь каково это!

— Ну почему же, могу! Меня предал ты! Папа, которого я любила, которого всегда вспоминала, и смерть которого разбила мне сердце. Ты говоришь, что я не твоя дочь, — по крови возможно и так, — а вот во всем остальном я — это ты, папа. Ты разрушил нашу семью. Убил брата, маму, и моего ребенка. Ты предал меня! И отлично понимаю твои чувства, папа.

Он застыл от ее слов. Дышал через раз, Дима видела с каким трудом вздымается его грудь. Но пока он контролировал себя и стоял слишком далеко, чтобы она могла хоть что-то предпринять.

Мужчина тяжело выдохнул, на миг закрыл глаза. Серые. Такие же, как и у нее. Во всей этой ситуации было столько ироничной насмешки судьбы, что Дима была не в силах скрыть свою улыбку. Насмешливую, конечно же.

Отец это заметил. Озверел окончательно. Но сила воли, тренированная годами взяла свое, и он остался стоять на месте. Губы скривились в такой же усмешке. Только поводы у них для улыбки были разные.

— И что будет дальше?

Папа опять улыбнулся, качнул головой, отгоняя какие-то свои мысли.

— Мы подождем пока придет твой отец, он ведь придет, да? — мужчина подошел к столу, взял в руки ее пистолет, повертел его в руках, вытащил обойму. Проверил патроны. Зарядил, передернул затвор, — Хорошая пушка, мне нравится.

— Что будет, когда Дрозд придет? Убьешь нас?

— Буду довольствоваться малым, посмотрю, как Ваню будет ломать от твоей смерти. И надеюсь, что потом смогу добраться до Шраймана. Ты, кстати, молодец, хорошо сработала. В какой-то степени я тобой горжусь. Этот момент ты тоже предвидела, так? И как будешь действовать дальше? Еще потянешь время?

— Все хотела узнать: кто тебе сказал, что я не твоя дочь? Мама? Как ты это проверил?

Он молчал какое-то время. Снова погрузился в свои мысли. Но пистолет из рук не выпускал.

— Твоя мать призналась. Она просила дать ей развод и отпустить. Сказала, что не может больше так жить. Я просил ее подождать…

— Подождать чего?

— Мы жили бедно, Дима. Как и все в то время. Я мотался в командировки, твоя мать разгребала дерьмо в тылу. А еще были вы, вас нужно было, одеть, обуть, накормить. Ей надоело ждать, когда все станет по-другому. Ваня работал в частном секторе, у него были деньги, возможности. И она выбрала его.

— Думаешь, в этом суть? В деньгах? Серьезно?

— Она так сказала. На меня завели дело.

— Ты предал свою Родину и изнасиловал женщину. И думаешь, что сбежать к другому она решила из-за денег, а не потому, что боялась тебя и за своих детей тоже боялась?

— Не было никакого изнасилования. Была обиженная на меня баба, потому что… я всегда любил твою мать. И уж прости за подробности, но на других не вставало.

— Я сейчас блевану. Это какой-то бред. Розовые сопли. Я ее любил — она не любила меня. В итоге я решил всех убить. Класс!

— Я не хотел ее убивать! Не хотел! — мужчина опять сорвался на крик, — Я готов был ее отпустить, и отпустил бы, но она решила сбежать! Сбежать к нему! Оставив Руслана, оставив тебя! Она бросила всех нас и решила сбежать!

— И ты ее убил… — у Димы внутри был холод, спасительный, потому что, если она позволит себе дать волю эмоциям, живой из этой комнаты она не выйдет.

— Я не хотел. Не хотел. Но она призналась… призналась, что ты не моя. Что тебя она заберет, а Руслан взрослый, он поймет. Я вышел из себя… не помнил, что делаю… а очнулся… твоя мать в крови… на улице ночь…. Ты у соседей, Руслан гулял с друзьями… я думал меня посадят. Но никто ничего не видел. Ее коллег убрали и без меня, еще до ее смерти.

— Но тебя не посадили. Почему? Кому-то было выгодно, чтобы ты был на свободе. Кому?

— Тебе это знать ни к чему. Их всех давно нет в живых.