Не уходи. XIX век: детективные новеллы и малоизвестные исторические детали

— Не имеет значенья, что не в служебном моем кабинете, вы изложите, чего желали. Друзья мои тому не помеха?

— Отнюдь. И благодарю вас...

Доставили для адвоката прибор, дядя, проворно наполнив рюмки, предложил, шутливо, сначала выпить за французский народ, способный самый до вкусовых и питьевых изобретений.

Выпили... судя по лицам, коньяк подтвердил сказанное.

— Ну-с, а теперь вернемся к нашим русским делам, — Казанцев показал взглядом, что готов гостя слушать.

Кофе — еще горячий разлитый по чашкам — дарил горьковато-сладкий свой аромат, а я всегда замечал: побуждает он к благодушию и человеческой общности.

— Явился с признательным показанием, господин генерал.

— В чем же оно?

— В вине своей в гибели человека.

— Банкира?

— Да.

Мне сразу показалось — Казанцев не очень поверил.

— Тогда будьте любезны, как можно об этом подробней.

Гость покивал головой и заговорил более уверенным голосом:

— Именно в гибели, а не в убийстве. Покойный находился в напряженных отношениях со своею женой и, как я сообщал уже, признаки были о намерении его разводиться. Однако по моим переосмысленным теперь впечатлениям сопровождалось это сильными его переживаниями — любовная измена жены секретом ему не являлась. Не исключаю теперь, что нервное состоянье несчастного колебалось, сказать так, на грани.

— Однако представилось вам это уже post factum?

— Именно так — иначе вдруг видишь события глядя назад. — Адвокат сделал паузу, а в глазах Казанцева появилось «неказенное», так сказать, выражение. — Как близкий знакомый ко всем троим, — продолжал гость, — ничью сторону я в этом деле не занимал. И беспокойство особенного не испытывал, тем паче что развод между ними сложностью большой не казался, а притязания имущественные супруги были бы для него мало чувствительными.

— То есть вы надеялись на мирный исход и ничего не подозревали?

— Не вполне так, кое-что произошло за два дня до трагического события.

Казанцев от внимания своего к рассказу забыл про сигару, и пепел составил уж треть от ее размера; дядя показал — что лучше стряхнуть.

— Ах... прошу прощения, продолжайте.

Адвокат стал выговаривать медленнее.

— За два дня мы зашли к ней ненадолго на чай...

— Вы и сосед?

— Да. Посидели минут двадцать всего и вместе ушли. Я не сразу даже внимание обратил: в руке, что держала трость, легкое неудобство. На улице попрощались, я сел в экипаж, что такое... тонкая резинка вокруг рукояти, а снизу — маленькая прикреплена бумажка.

Адвокат запустил руку в карман... достал небольшой клочок.

— Вот. Позволите прочитать?

— Конечно.

— Вас-хотят-отравить, — разделяя слова, произнес он и протянул записочку генералу. — Слово «хотят» написано через «а».

Тот взял, отнес подальше от глаз...

— Хм, и коряво, довольно-таки. Та-ак, — он кивнул продолжать.

— Я находился в недоумении и в тот, и в следующий день. Основательным лишь было подозрение, что написано это одной из горничных, и вероятней всего — старшей, как из двух, определенно, менее грамотной. Но зачем кому-то в том доме меня травить? «Недоразумение», думал я, хотя чувствовал — слова этого тут недостаточно. — Адвокат прервался и сделал два глотка кофе, дело подходило к самому главному. — И вот, господа, явившись уже на тот злосчастный обед, в прихожей вижу трость приятеля моего; он и позапрошлым днем был с новою светлою тростью, и вспоминаю тут — я в руках держал его новую трость, рассматривал, когда старшая служанка вышла нас пригласить. А прежняя трость у него была темная, похожая на мою.

— И вы поняли, что предупреждали не вас, — досказал дядя.

— Тут мурашки у меня по спине. Мысль бьется, как в силках птица, а ей выхода нет, только, верите ли, страх охватил. Я уж в зале на втором этаже, говорю — едва слышу свой голос, а злое чувствую рядом где-то совсем.

Дядя проворно налил ему в рюмку.

Тот не заметил:

— И когда все к окну отошли, я последний стоял, а не приятель мой. Бокалы с шампанским вдруг внимание приковали...

— Поменяли? Любовнику жены тот с отравою назначался?

Человек покивал головой.

И обмяк, ощутив после выплеска слабость.

Дядя, налив Казанцеву и себе, поднял, приглашая остальных, рюмку.

Генералу она тоже оказалась нелишнюю — выпив, он шумно выдохнул, и не вполне вразумительно произнес:

— Ох, и чудны дела твои, Господи!

Помолчали.

Захотелось детали всей истории рассмотреть в новом свете, и Казанцев начал «с первого в голову»:

— Почему жена ему сюрприз-то сделала загодя — под окном этот цветочный вензель?

— Потому, лишь, что на другой день отпускала садовника в деревню на свадьбу дочери.

— Тьфу, — только и произнес генерал от обидного объяснения этой «улики».

Адвокат допил большим глотком кофе, и по виду — испытывал сейчас от повинной своей облегчение.

— Посмею указать вам, господа, на один упущенный при следствии факт. Молодая женщина, с приметами жены банкира, покупая книгу во французском магазине, разговаривала с управляющим по-русски; тот понимает и более-менее говорит. Но с чего бы это прекрасно владеющая французским дама отказала ему в любезности говорить на его родном?

— Подставка? — вырвалось у меня.