(Не) Все могут короли

— «Пипец, — я едва не закашлялся от подобного утверждения, — да я единственный наверно в этом веке, кто является убеждённым атеистом!».

— Ладно, прости меня пожалуйста, — смягчился я, а когда она непонимающе на меня посмотрела, показал пальцем на ухо, — но правда, поскольку я не знаю, что ты можешь выкинуть, приходится перестраховываться.

Она кивнула, принимая извинения, и подошла ближе, наклоняясь и нюхая меня. Я непонимающе на неё посмотрел.

— Ты так всегда приятно пахнешь, — она сделала ещё один глубокий вдох, — служанки говорят и моешься по два раза в день в отличие от местных вонючек. Я с трудом могу выдерживать их присутствие рядом. Ты ведь девственник Витале?

Вот тут я уже закашлялся всерьёз, возмущённо спросив.

— Как эти вещи вообще взаимосвязаны?!

— Чистота и непорочность, вот что я вижу перед собой, — она покачала головой, — а я даже собственную глубину падения в пропасть не могу понять. Слёзы выделяются из глаз, только по моему желанию, а не просто от эмоций, как у других людей. Я такая одинокая Витале, ты даже себе не представляешь.

— Знаю я один способ борьбы с самокопанием, — мне от чего-то, пусть и на маленькое мгновение, стало её жаль. Я позвал к себе, спустился на пол и взяв её руку в свою, немного помолчав, собираясь с мыслями, а затем запел речитативом Sub tuum praesidium. Древнейшее песнопение легко давалось мне, а симбионт, в кои-то веки решил помочь, подстраивая звуковой аппарат, под нужное звучание, так что когда я закончил, девушка некоторое время молча сидела рядом.

Вздохнув, она повернула ко мне лицо и тихо сказала.

— Это наверняка красиво, но прости Витале, я ничего не чувствую.

— Я бы не сказал, — спокойно улыбнулся я, поскольку молитва, совмещённая с песней, помогла успокоить мои бушующие гормоны, — у тебя разгладился лоб от морщин и ты стала ровнее дышать.

Она быстро коснулась головы, затем груди, ошарашенно посмотрев на меня.

— Правда! Витале, это действительно так!

— Так что однажды, бог войдёт и в этот грешный сосуд, — я показал на её тело, и уже нормальным голосом добавил, — ну или ты умрёшь раньше этого.

— Витале! — фыркнула она, — ну зачем ты взял и всё испортил?! Я только начала преисполняться благодатью!

— И обязательно ею наполнишься, когда вместо мыслей о мужиках и сексе, будешь больше молиться, — требовательно указал я на неё пальцем, — так что во дворце, забудь о любовниках, я не шучу!

— Хорошо, постараюсь, только приезжай тогда побыстрее, — тяжело вздохнула она.

— Ладно мне пора, — я вернулся в носилки и позвал охрану. Солдаты с выпученным глазами, осторожно зашли к нам, а позади них не менее ошарашенные взглядами заглядывали подруги Ингеборги.

— Что такое Марко? — я перевёл на ближайшего сподвижника взгляд.

Он прочистив горло, спросил.

— Сеньор Витале, это вы недавно пели?

— Мы молились с её величеством, — я хмуро на него посмотрел, — что в этом удивительного?

— Сеньор Витале, — через толпу, которая всё набиралась и набиралась на лестнице, с трудом протиснулся сеньор Бароцци, — а можете повторить ещё раз для всех?

Я удивлённо на него посмотрел, понимая по лицам, что они и правда удивлены и шокированы этим. Пожав плечами, я ответил.

— Идём в общий зал, пока вы лестницу тут не обрушили.

Моё распоряжение выполнили так быстро, что когда меня занесли в самое большое помещение замка, там было уже битком народа. Хотя и на обычные мои мессы приходило порядочное количество людей, но сегодня их было просто не протолкнуться.

Почувствовав на себе внимание больше тысячи человек, я закрыл глаза, и стараясь попасть в свои ощущения, которые были у меня недавно, снова запел, повторяя Sub tuum praesidium. Закончив, я ещё минуту не шевелился, чтобы то наваждение, которое на меня накатило, снова ушло, лишь оставляя за собой спокойные мысли и душу.

Открыв глаза, я с изумлением увидел, что сидящих в зале нет, все до единого опустились на колени, и сложив руки в молитвенном жесте, шептали молитвы, а у большинства на глазах были слёзы. Даже у мужчин! Даже у моих собственных солдат!

Первой пришла в себя какая-то тётка, которая на коленях, рыдая, подползла ко мне, прося благословление. Мне пришлось дать его, и затем началась какая- то нездоровая суета. Женщины, мужчины, все на коленях ползли и просили благословить их тоже, а когда я это делал, то они вставали и в глазах их появлялось что-то такое, чего я не знал и понять не мог. Но ещё долго зал был полон людей, которые всё прибывали и прибывали, отказать я не мог никому.

Только глубокой ночью, когда поток стал ослабевать, я сказал, что слишком устал, и меня моментально отнесли в комнату, где служанки занялись моим обычным вечерним туалетом. Только в этот раз, в их глазах, я с содроганием видел пламя фанатизма.

Глава 30

Утром, я попрощался с Ингеборгой, которая вышла меня провожать, вместе вообще со всей прислугой замка и его обитателями, до самого рва и ещё долго стояла там, когда я оглядывался, отъехав на большое расстояние.

Едущий рядом Бароцци, странно посматривал на меня, но молчал.