Не выпускайте чудовищ из шкафа

Тихоня, снимавший Ник-Ника бережно, осторожно, будто мертвецу может что-то повредить.

Сапожник с его планшеткой и манерой забиваться в углы? И оттуда смотреть…

Кто?

Или Молчун? Где он, к слову…

– Молчун, – я перебила Бекшеева, – где он?

– Не вернулся. – Тихоня выбрался из дома и подставил вытянутые руки дождю. Голос его почти растворялся в шелесте. – Утром должен был заступить, но нет. Может, просто не успел. Думал на обратном пароме пойти, а тут буря.

Возможно, что и так.

Медведь, наверное, бесится. Связи нет. И Ниночка… Кстати, странно, что он не пришел.

– А Медведь где? – Я повернулась к Бекшееву.

Сердце сердцем, но это же Ник-Ник.

И Барин.

– Не знаю. – Бекшеев нахмурился. – Я домой только заглянул. Вымылся. Переоделся. И к Сомовым сразу. Матушка уходила. И не спросил. Может, спит? Она, если что-то серьезное, часто в сон погружает. Но… тогда следить надо. За состоянием. И будить, чтобы поели, да и все остальное тоже. Кого-то она наняла.

Твою ж… Вот как-то даже и слов цензурных не находится.

Я поглядела на Бекшеева.

Он на меня.

Вздохнул за спиной Тихоня. И появилось чувство, что на самом деле все куда как поганей, чем мы думаем.

– Я… и вправду загляну, проверю? – Хлопнула по ноге, подзывая Девочку. – А вы тут и без меня…

Глава 33. Король пентаклей

«Появление аркана Король пентаклей указывает на сильного лидера, человека, отличающегося твердостью, в некоторых случаях даже резкостью, который имеет блестящий ум, однако…»

«Малый толкователь карт и гадальных арканов», выпущенный под редакцией Общества любителей предсказаний и рекомендованный для домашнего применения лицам, не обладающим истинным даром прозрения

С бумагами было проще.

Нет, им говорили, что их решения важны, что за каждой цифрой стоит человек. И что необходимо минимизировать потери в краткосрочной и долгосрочной перспективе. Что важно учитывать неучитываемые факторы вроде личных отношений.

Или искать способ нивелировать влияние этих факторов.

Но с бумагами было проще.

Даже когда окно закрывалось, оставляя ощущение пустоты. А она потом сменялась болью. Когда порой наваливалось ощущение безумной усталости. И сил не хватало даже на то, чтобы дотянуться до стакана с водой. А спасительные конфеты уже не спасали.

Тогда было легче.

Тогда ведь цифры. А тут человек. Тот, которого Бекшеев знал. Пусть не самый приятный, язвительный и явно завистливый.

Или пытающийся таким казаться?

Но живой.

А теперь мертвый. Его положили на пол. Веревку стаскивать не стали, только ослабили, словно это имело хоть какое-то значение.

Бекшеев сразу ее и проверил. Вот только ожидаемо следов иных, кроме собственно Ник-Ника, не нашел. Как и на бумаге. Чернильнице. Стуле.

Выражение лица у Ник-Ника… как у покойника.

Может, прикрыть чем? Хотя… трогать ничего не стоит. Покрывало… ровное, ни складочки, ни вмятины. Подушки горой. И кружевная накидка на этой горе. Кровать железная, с шишечками. Под кроватью – коробка, а в ней пяток куриных яиц и белое перо, прилипшее к скорлупе.

Дорожки.

Пол.

Все детали врезаются. И… и ничего. Опять пустота. Дар не поможет.

А если не дар?

Кто-то вошел… кто-то знакомый, кого Ник-Ник впустил без страха. Кого? Зная, что Барский пропал. Зная, что творится что-то до боли непонятное. Но впустил.

Своего?

Безусловно.

А дальше? Пистолет? Или тот же подавитель? А ведь они тоже не вечны. Напротив, игрушки хрупкие, и силу жрут на раз. С тем, как им пользуются, амулет давно должен был бы исчерпать себя.

Сменить камни? Это не так просто. Наполнить? Возможно. Но для этого дар нужен и кое-какие умения. Слить энергию вовне, не расплескав, не так-то просто.

«Я виноват».

Два слова.

Вот оно, доказательство? Заряд заканчивается…

– Ник-Ник не стал бы вешаться, – Тихоня говорил по-прежнему шепотом. – Грех это. А он верующим был.

– Ник-Ник? – Сапожник даже оторвался от листов.

Тихоня кивнул.

– Мы… говорили как-то. Я ему крест подарил. От отца. Мне ни к чему. А отец был бы рад. Он веровал, – Тихоня говорил медленно.

– Крест? – Бекшеев все же решился прикоснуться к мертвецу.

Рубаха в клеточку, заношенная до прозрачности на локтях. Ткань мягкая, а пуговицы мелкие, но расстегнуть получается.

Крест и вправду был.

Тяжелый, серебряный. С виду дорогой.

– Отцу… справили. Подарок. Незадолго до… Купец. Один. Так-то простой был. А тут вот… и он мне передал. – Тихоня поморщился и горло потрогал. – Ник-Ник увидел. Спросил. Я сказал. Одно. Другое. Разговорились.

– И ты подарил ему серебряный крест, – хмыкнул Сапожник. – Странно, что он его еще…

– Он действительно верил. А вещь должна исполнять. Что предназначено. – Тихоня поглядел на сослуживца с жалостью. – Я не могу. Веры нет. Искал. Все одно нет.

– В храм он не больно-то заглядывал.