Читаем Не вышел из боя полностью

Говорил, будто все меня продали,

И гостям, говорят, не давал продыхнуть –

Донимал их блатными аккордами.

А потом кончил пить, потому что устал,

Начал об пол крушить благородный хрусталь,

Лил на стены вино, а кофейный сервиз,

Растворивши окно, просто выбросил вниз.

И никто мне не мог даже слова сказать.

Но потом потихоньку оправились –

Навалились гурьбой, стали руки вязать,

И в конце уже все позабавились.

Кто плевал мне в лицо, а кто водку лил в рот,

А какой-то танцор бил ногами в живот…

Молодая вдова, верность мужу храня, –

Ведь живём однова! – пожалела меня.

И бледнел я на кухне разбитым лицом,

Делал вид, что пошёл на попятную.

– Развяжите, – кричал, – да и дело с концом!

Развязали, но вилки попрятали.

Тут вообще началось – не опишешь в словах!

И откуда взялось столько силы в руках… –

Я как раненый зверь напоследок чудил:

Выбил окна и дверь и балкон уронил!

…Ох, где был я вчера – не найду днём с огнём!

Только помню, что стены с обоями…

И осталось лицо, и побои на нём –

И куда теперь выйти с побоями?..

Если правда оно, ну хотя бы на треть,

Остаётся одно – только лечь помереть…

Хорошо, что вдова всё смогла пережить,

Пожалела меня и взяла к себе жить.

<p><strong>Кто верит в Магомета…</strong></p>

Кто верит в Магомета, кто – в Аллаха, кто – в Исуса,

Кто ни во что не верит – даже в чёрта, назло всем…

Хорошую религию придумали индусы –

Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.

Стремилась ввысь душа твоя –

Родишься вновь с мечтою,

Но если жил ты как свинья –

Останешься свиньёю.

Пусть косо смотрят на тебя – привыкни к укоризне.

Досадно – что ж, родишься вновь на колкости горазд.

А если видел смерть врага ещё при этой жизни –

В другой тебе дарован будет верный зоркий глаз.

Живи себе нормальненько,

Есть повод веселиться:

Ведь, может быть, в начальника

Душа твоя вселится.

Пускай живёшь ты дворником, родишься вновь – прорабом,

А после из прораба до министра дорастёшь.

Но если туп как дерево – родишься баобабом

И будешь баобабом тыщу лет, пока помрёшь.

Досадно попугаем жить,

Гадюкой с длинным веком…

Не лучше ли при жизни быть

Приличным человеком?!

Так кто есть кто, так кто был кем – мы никогда

не знаем, –

С ума сошли генетики от ген и хромосом.

Быть может, тот облезлый кот – был раньше негодяем,

А этот милый человек – был раньше добрым псом.

Я от восторга прыгаю, Я обхожу искусы, –

Удобную религию Придумали индусы.

[1967]

<p><strong>БАЛЛАДА О ДЕРЕВЯННЫХ КОСТЮМАХ</strong></p>

Как все мы веселы бываем и угрюмы!

Но если надо выбирать – и выбор труден –

Мы выбираем деревянные костюмы,

Люди, люди.

Нам будут долго предлагать не прогадать.

– Ах! – скажут, – что вы, вы ещё не жили!

Вам надо только-только начинать…

Пу, а потом предложат: или – или.

Пли – пляжи, вернисажи, или даже

Пароходы, в них наполненные трюмы,

Экипажи, скачки, рауты, вояжи,

Или просто – деревянные костюмы.

И будут веселы они или угрюмы,

И будут в роли злых шутов и добрых судей, –

Но нам предложат деревянные костюмы,

Люди, люди.

Нам даже могут предложить и закурить.

– Ах! – вспомнят, – вы ведь долго не курили.

Да вы ещё не начинали жить… –

Пу, а потом предложат: или – или.

Дым папиросы навевает что-то.

Одна затяжка – веселее думы.

Курить охота, ох, как курить охота!

Но надо выбрать деревянные костюмы.

И будут вежливы и ласковы настолько –

Предложат жизнь счастливую на блюде.

Но мы откажемся. И бьют они жестоко,

Люди, люди…

<p><strong>Полчаса до атаки…</strong></p>

Полчаса до атаки.

Скоро снова – под танки,

Снова слушать разрывов концерт.

А бойцу молодому

Передали из дому

Небольшой голубой треугольный конверт.

И как будто не здесь ты,

Если почерк невесты

Или пишут отец твой и мать…

Но случилось другое, –

Видно, зря перед боем

Поспешили солдату письмо передать.

Там стояло сначала:

«Извини, что молчала! –

Ждать устала..» И всё, весь листок.

Только снизу приписка:

«Уезжаю не близко,

Ты ж спокойно воюй и прости, если что!»

Вместе с первым разрывом

Парень крикнул тоскливо:

«Почтальон! Что ты мне притащил?

За минуту до смерти

В треугольном конверте

Пулевое ранение я получил!»

Он шагнул из траншеи

С автоматом на шее,

Он осколков беречься не стал.

И в бою над Сурою

Он обнялся с землёю,

Только ветер обрывки письма разметал,

21 октября 1967

<p><strong>АИСТЫ</strong></p>

Небо этого дня –

ясное,

Но теперь в нём – броня

лязгает.

А по нашей земле –

гул стоит,

И деревья в смоле, –

грустно им.

Дым и пепел встают –

как кресты.

Гнёзд по крышам не вьют

аисты.

Колос – в цвет янтаря:

успеем ли?

Нет, выходит, мы зря

сеяли.

Что ж там, цветом в яптарь,

светится?

Это в поле пожар

мечется.

Разбрелись все от бед

в стороны…

Певчих птиц больше нет –

вороны!

И деревья в пыли –

к осени.

Те, что песни могли, –

бросили.

И любовь не для пас, –

верно ведь,

Что нужнее сейчас

ненависть?!

Дым и пепел встают –

как кресты.

Гнёзд по крышам не вьют

аисты.

И земля и вода –

стонами,

Правда, лес, как всегда, –

кронами.

Только больше чудес –

аукает

Довоенными лес

звуками.

Побрели все от бед

на восток,

Певчих птиц больше нет,

нет аистов.

Воздух звуки хранит

разные,

Но теперь в нём гремит,

лязгает.

Даже цокот копыт –

топотом,

Если кто закричит –

шёпотом.

Побрели все от бед

на восток, –

И над крышами нет

аистов…

[1967]

<p><strong>СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ</strong></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное