Не забудь меня (ЛП)

(Иногда он, действительно, бывает крайне жутким.)

Она паркуется на подъездной аллее, потому что машины Вэйла нигде не видно, и выбирается на асфальт. Её тёмные джинсы мгновенно нагреваются, и она оставляет куртку в машине.

- Быстро вы добрались, - говорит она. Она позвонила ему меньше, чем пять минут назад, прямо из больницы, как только выяснила, что Джейн приходила к доктору Вэйлу.

Он никак не реагирует на её замечание.

- На этот дом наложено заклятие барьера, - говорит он. – И оно чрезвычайно сильное.

Эмма щурит глаза от солнца и смотрит на дом. Здание выглядит приземистым, тихим и совершенно неинтересным. Она засовывает руки в карманы.

- Вы можете разрушить заклятие?

Даже тёмные солнцезащитные очки не могут скрыть проступившую на его лице надменность. Он выглядит так, будто она только что спросила, может ли он превратить кислород в двуокись углерода. Затем он смеётся. (На самом деле, это больше похоже на смешок, на «хо-хо-хо» Санта-Клауса, лишённое всякого веселья, на сверкнувшую золотым зубом усмешку.) Она не уверена, нарочно он пытается вести себя снисходительно или это лишь привычка.

- Конечно, могу, - говорит он. – И вы можете мне помочь.

- Повезло мне.

Он сворачивает с подъездной аллеи и следует по выложенной камнями дорожке к парадному входу. Она раздражённо вздыхает (поскольку он её игнорирует, и она не ожидала ничего другого) и плетётся за ним.

Она сужает глаза и вглядывается в дом, выискивая приметы магии, о которой говорил Голд.

В её голове пульсирует ощущение, которое всегда появляется перед более или менее случайным проявлением магии, но, насколько она может судить, всё выглядит нормально. Пара резиновых галош у парадной двери (по какой-то необъяснимой причине покрашенной в бордовый цвет); сплетённый из тростника коврик; дверной звонок, который светится оранжевым так, чтобы можно было увидеть даже в темноте; бронзовый номер «65», ввинченный в кирпичную стену; сыроватая газета в тонированном синим цветом почтовом ящике. Никаких признаков преступной деятельности или магической активности.

Видимо, Голд замечает её недоумение: он берёт крошечный камушек с бетонной ступеньки и, размахнувшись, бросает в парадную дверь. Воздух мерцает, как поверхность мыльного пузыря, затем выплёвывает камешек обратно так яростно, что тот пролетает через всю улицу и зарывается в ствол дерева. Она изумлённо смотрит на дыру в коре, затем вновь на Голда. Внезапно она радуется, что решила не стучать.

Он победно улыбается.

Она смотрит, как мыльный пузырь магии меркнет, и снова становится невидимым.

- Так… вы можете это устранить?

- Конечно, могу.

- И как это касается меня?

- Ну, я могу провести несколько часов, распутывая этот сложный клубок магических узлов… - он смотрит прямо на неё. – Или мы вместе снесём дверь, так сказать. – Он поворачивается от двери к ней, всё еще улыбаясь так, будто она городской эксперт по взламыванию дверей. (Вероятно, так и есть.) – Надеюсь, вы не против грубого подхода.

Она не против. Но она знает, что он этого и ждёт, поэтому равнодушно пожимает плечами, просто чтобы отказать ему в удовольствии.

- Что я должна делать? – спрашивает она.

Голд протягивает ей руку.

Она смотрит на неё.

- Вы шутите.

Он не шутит.

Она вздыхает. Сердито пронзает его взглядом (возмущаясь тем, как насмешливо кривятся его губы и посверкивают глаза) и смотрит на него, пока ей не приходит в голову, что выглядит она почти капризно.

Эмма медленно вкладывает свою руку в его. Ладонь к ладони. Кожа к коже.

Он сжимает пальцы и снова улыбается.

- Не думайте, - говорит он, осторожно направляя их соединённые руки на дверь. – Почувствуйте это. Вспомните, что я говорил: магия – это эмоции.

- Да-да, хорошо.

Но тяжело не думать, когда его пальцы впиваются в её руку. Когда её окружает слабый аромат дорогого одеколона (потому что она так близко к нему, что может чувствовать его запах - и это совершенно новый для неё опыт, который она ни за что не захочет повторить - даже частично). Когда кровь так сильно стучит в её запястьях, что она думает, что он может почувствовать её пульс.

Она думает о том, что её ладони потные, и он, наверное, чувствует отвращение.

Она вспоминает, как Мэри Маргарет говорила, что у Румпельштильцхена раньше были чешуйки, и, возможно, они всё ещё у него есть, скрыты манжетами рубашки и кожей.

Она думает, что их обоих может отбросить на встречную полосу, едва они коснутся барьера.

Она нарочно не обращает внимания на приятную пульсацию энергии в грудной клетке, или на то, как тепло от магии разливается по всему телу и обжигает до самых костей.

Вместо этого она закрывает глаза и пытается сконцентрироваться.

По рукам бегут мурашки. Ветерок овевает их ноги и взмётывает вокруг них пыль (серую, почти голубую, сверкающую на солнце как кусочки стекла). Медленно, Голд приближает их руки к дому. Вокруг её пальцев нарастает давление, воздух тягуч, точно она пытается прорваться через желе. Она ощущает… что-то между ними, подобное мигу напряжения перед бурей, когда поднимается ветер, и наступает холод. Тепло сохраняется только между их ладонями, обжигая их.