Не забудь меня (ЛП)

Эмма задаётся вопросом, говорит ли это что-то о самом Голде (как мимолётный взгляд на жилище преступника даёт подсказку, где его искать). Возможно, всё дело в том, что она пьёт уже четвёртую чашку кофе — а ещё даже не полдень, — но ей кажется, что и сам Румпельштильхцен — шумный, суматошный, сбивающий с толку ходячий бардак, паршиво систематизированный и начиненный таким количеством тайн, которое едва ли возьмешься разгадывать… хотя, если удосужиться хорошенько исследовать три ящика ржавых ножей и вилок, в конце концов можно наткнуться на настоящее серебро. (Или, возможно, всё дело в том, что она пьет уже четвёртую чашку кофе).

Как бы там ни было, он живёт в непрекращающемся буйстве организованного хаоса, через эпицентр которого и ведёт её в заднюю комнату магазина к своему рабочему столу, не говоря ни слова. Эмма ставит дорожный стаканчик рядом с инструментами, осторожно отодвигая покрышку, чтобы освободить место, затем поворачивается к Голду, наблюдая, как он роется в буфете.

— Так, давайте-ка проясним, — говорит она, барабаня пальцами по столу. — Чуть больше, чем через двадцать четыре часа Кора планирует обменять Джейн на магический ножик. С помощью которого они с Реджиной смогут вас контролировать. — Никакого ответа. — Или убить вас. Или сначала контролировать, а потом убить.

Наконец, на кратчайший миг, он поднимает взгляд.

— Да.

— Просто уточняю.

Она вздрагивает от грохота, когда он бесцеремонно бросает кастрюлю на пол.

— Я не понимаю, в каком месте этот план хорош.

Горсть ложек отправляется вслед за кастрюлей. Получившийся звук напоминает визг тормозов перед страшной аварией: звон такой громкий, что она почти не слышит ответа.

— Всё прояснится в своё время.

— Почему меня это не убеждает?

— Потому что, — говорит он, доставая из глубин шкафа продолговатую картонную коробку. — У вас совершенно нет веры, а воображения — ещё меньше. — Он со стуком опускает коробку на рабочий стол.

Хотя его слова задевают её, и она открывает рот, чтобы из принципа возразить, крошечная её часть с энтузиазмом кивает в ответ. (Возможно, год назад Голд был бы прав. Но с тех пор ей пришлось принудительно пройти несколько серьёзных испытаний на веру.)

— Эй, думаю, я… Зачем вам молоток?

Её речь обрывается, не успев начаться, при виде небольшого деревянного молота, который он достаёт из коробки.

— Киянка, — говорит Голд.

— Без разницы, — Эмма старается не пялиться. У неё появляется плохое предчувствие от того, как он приподнимает киянку, вертит и взвешивает её в своей ладони. — Вопрос в силе.

Он переворачивает киянку и упирает ручкой в стол, складывая руки поверх головки, как будто это миниатюрная версия его трости.

— Я собираюсь научить вас чинить.

— Чинить что?

Голд пожимает плечами и кривит губы. Он кладёт руку на стол ладонью вниз.

— А вы смешной.

Он поднимает бровь. Затем снимает пиджак, вешает его на крючок для одежды, торчащий среди прочего хлама, и расстёгивает манжету.

— И вы не шутите.

Он закатывает рукав по локоть, снимает кольца и снова кладёт руку на стол. Как будто это абсолютно естественно, он прикладывает головку молота к своему мизинцу.

(Он определённо не шутит.)

Внезапно Эмма чувствует, что у неё вспотела спина. Её руки начинают дрожать. (Она свирепо смотрит на свой стакан из-под кофе, виня во всём кофеин вместо страха.)

— Не делайте этого, — говорит она.

На кратчайший миг, за который вспышка света отпечатывается на сетчатке, его веки смыкаются, и его рука вздрагивает. Он смотрит на молот как на предателя, будто тот лично оскорбил его. Но потом это выражение исчезает, сменяясь мрачным торжеством и нетерпением. (Или, может быть, она действительно выпила слишком много кофе, или, может быть, она просто проецирует собственную возрастающую панику, потому как он при взгляде на неё чуть ли не ухмыляется.) Он поднимает молот к плечу.

— Давайте надеяться, что вы быстро учитесь, мисс Свон.

— Голд… — говорит она. А затем, как будто это может как-то помочь, добавляет: — Пожалуйста.

Молоток со стуком опускается.

(Его кости хрустят как битый фарфор, но он не издаёт ни звука.)

***

На протяжении следующих двух часов они прерываются лишь дважды. Первый раз — чтобы Эмма смогла освободить желудок от последних выпитых чашек кофе (у неё сильный желудок, но пальцы не должны сгибаться в другую сторону), и второй раз — без всяких объяснений (когда Голд просто откладывает киянку, выходит из комнаты и возвращается спустя пятнадцать минут).

Починка сломанных костей похожа на марафон, который бежишь с завязанными глазами спиной вперед, на спуск в тёмную пещеру без всякой страховки, (на жёлтый Фольксваген, угнав который, ты обнаруживаешь мужчину, спящего на заднем сидении). Через некоторое время Эмма просто плюхается на табурет, закрывает глаза и роняет голову на руки. Используя удар киянки как сигнал, она выбрасывает магическую энергию в ту сторону, откуда слышится хруст, не отрывая взгляда от пола.