Не забудь сказать спасибо. Лоскутная проза и не только

Через пару лет, в начале восьмидесятых, Ольга Григорьевна объявила нам о своём решении переехать. Союз кинематографистов предложил ей место в Доме ветеранов кино, который недавно построили в Матвеевском. В обмен, конечно, на её квартиру на Пушкинской. Ей тогда уже исполнилось семьдесят пять, она давно вдовела, детей не было, а Дом в Матвеевском, как она нам весело объяснила, был “весьма роскошной богадельней”, так что второй раз могли и не предложить.

В квартиру на Пушкинской въехали молодые актёры Женя Симонова и Саша Кайдановский с маленькой Зойкой. То ли просто подошла их очередь на ведомственное жильё, то ли сама Ольга Григорьевна похлопотала – она “этим ребятам” очень симпатизировала. Новые жильцы сразу взялись всё перекраивать и переделывать, сносить перегородки; теперь на площадке можно было встретить принцессу из “Обыкновенного чуда” с ведром битой штукатурки.

Мы с мамой иногда приезжали к Ольге Григорьевне в Матвеевское. Ехать было далеко и неудобно, мы обычно ловили такси. Но место и впрямь по советским меркам было роскошное. Просторные холлы, пандусы, столовая, больше похожая на ресторан, отличный кинозал. Каждому постояльцу полагалась не комната даже, а однокомнатная квартирка со всеми удобствами. В крошечной прихожей была специальная ниша с электрочайником, плиткой и мини-холодильником. А в комнате – балкон, выходящий в сад!

Мы привозили с собой любимый шоколадно-вафельный тортик, на журнальном столе устраивался чай, и Ольга Григорьевна пересказывала нам киношные сплетни и описывала здешнюю жизнь. Плохо себя чувствуешь или просто лень спускаться в столовую – звонишь, и еду тебе привозят на специальном столике. Хочешь – гуляй, хочешь – работай или принимай гостей (“Коммунизм!” – восхищалась мама). Ну и медицина тут же: врач, медсестра, можно вызвать. Хотя разговоров “о болячках” Ольга Григорьевна не любила.

Да, ещё в Матвеевское привозили всякие дефицитные фильмы. Помню, как мы с Гришей Кружковым примчались туда по приглашению Ольги Григорьевны смотреть “Китайский синдром” с Джейн Фонда.

Летом девяносто шестого мама прилетела из Америки, от Таньки, чтобы побыть со мной и обожаемыми внуками. И чуть не с порога заявила: “Надо съездить к Ольге Григорьевне”. Я тянула: дел по горло, переводы, конференции, успеется, но мама торопила: “Поехали!”

Повезла нас в тот раз Наташа Тумашкова, мы с ней ещё со школы друг у дружки дневали и ночевали, и Ольгу Григорьевну она, конечно, знала. Заблудились, ясное дело. Наташка же не таксист, а я тот ещё штурман, а мама нам с заднего сиденья: “Девочки, не надо так нервничать!” Но добрались-таки, и дело того стоило. Ольга Григорьевна обрадовалась нам ужасно. Поила чаем, расспрашивала о детях, и что я новенького перевожу и сочиняю, и как Андрюша закончил первый курс, и как там наши в Кливленде… Рассказывала со смехом, что у неё появились очередные “ребята”, молодая парочка – “киношные”, да, но имён не назвала. Приезжают в гости, как бы навестить старушку, и она благородно уходит погулять по саду, потому что им, бедным, негде…

Мы болтали, смеялись, фотографировались на солнечном балконе. Говорили Ольге Григорьевне, как она хорошо выглядит: и правда, она давно не подкрашивала волосы, и седая стрижка была ей к лицу. На здоровье она не жаловалась – я вообще не помню, чтобы она хоть раз на что-нибудь жаловалась. Разве что однажды, когда Андрюшка был грудной, Саша в тюрьме и я искала какую-нибудь подработку, чтоб не сидеть так долго на шее у родителей, – она обмолвилась, что в молодости вволю отведала “негрской работы”. Была, значит, литературным “негром”, писала за кого-то, и ей платили.

За кого писала – и что? Как можно было не расспросить, не узнать? А про Маяковского, про тридцатые годы, про войну и эвакуацию в Алма-Ату…

Больше мы не виделись. Осенью девяносто шестого Ольга Григорьевна умерла.

Есть в английском такое выражение: touch somebody’s life – прикоснуться к чьей-то жизни. Ну, вы понимаете.

Хесины

Бабушкина ближайшая сестра Ася Савельевна – в Танькином детском сокращении Бабася – была замужем за Григорием Хесиным, когда-то председателем Литфонда (что-то вроде элитарного завхоза), знавшимся и дружившим со многими известными литераторами, отсидевшим при Сталине, и т. д. и т. п. Я его совсем не помню, в моей мысленной книжке легенд и мифов Пушкинской, 17 он фигурирует лишь дважды.

Первое упоминание – страшное. В сталинских лагерях, а может, ещё на Лубянке, дяде Грише выбили все зубы. Может, я что-то и перепутала, но так мне тогда запомнилось, и это неслыханное злодейство совершенно поразило моё детское воображение. Рассказывали ещё, что там, в застенках, дяди-Гришино здоровье было окончательно подорвано (у него, кажется, была астма), что он потому так рано и умер, ну это ещё было понятно… но зубы! все!