Не забудь сказать спасибо. Лоскутная проза и не только

Я-то помню его уже в Москве. Жил дядя Витя с семейством бедновато, инженерил честно и сочинял трогательные стихи к знаменательным семейным датам. И всякий раз при встрече мне хотелось как-то дать ему понять, что я – за него, и пускай он не поддаётся, пускай опять выкинет что-нибудь этакое, всем назло, и не будет больше стоять в углу, как наказанный жизнью, а обернётся к ней лицом да и сам её чему-нибудь научит!

…Все московские Хесины уже давно живут в Америке.

Тётя Тамара с Ленкой и дядей Яшей уехали в середине семидесятых. Дядю Витю с женой “перетянули”, как водится, дети, в особенности младшая дочь Илонка.

И теперь у её маленькой дочки Алины – лучший в мире гувернёр. Как было когда-то принято в благородных семействах, он говорит с девочкой на иностранном языке. То есть по-русски. И читает ей стихи.

Бабася и её муж Григорий Хесин остались дома, на Донском кладбище. Там же покоится и наша бабушка Вера. Иногда я их навещаю.

Дяде Вите в Бостон я послала свою первую и на тот момент единственную книжечку стихов. Он отозвался чудесным письмом: пусть хотя бы отрывки из него останутся в моих записках. Похвалы и возгласы радостного узнавания – опускаю.

В юности я увлекался С.Надсоном, заучивал его стихи наизусть, пытался подражать. Потом понял, какое это счастье самому не сочинять, а только читать и перечитывать написанное другими. Мозг постоянно свободен, и можно им распоряжаться как угодно. У тебя же он пригвождён к поэтическому столбу, который, я знаю по собственному опыту, в один миг превращается в невесомое облако, на котором паришь, паришь, паришь – и только-то благодаря удачно найденному образу или слову. Разве не так?

…У тебя есть стихотворение “Из Китая”. А я вот недавно, перебирая старые письма за 57–59-е годы (мы с Тамарой познакомились в августе 57-го, а поженились в сентябре 59 года. Жили в разных городах и обменивались письмами: их больше сотни, и все они сохранились), обнаружил в одном из них большой абзац о тебе (“моя пятилетняя племянница”) и о твоём папе, “который сейчас находится в Китае с оркестром”. Тогда выезд за рубеж был уделом избранных…

…А вот кусочек из письма мамы (т. е. Бабаси. – М.Б.) от 17 декабря 57 года: “На Пушкинской всё по-прежнему. Маришка, разговаривая со мной по телефону, спрашивает: почему к ней не приходит дядя Витя и придёт ли к ней на ёлку”.

1995 г.

И ещё написал мне дядя Витя, что летом (как раз в конце июня!) у Алины появилась крошечная сестричка. Назвали Маринкой.

Между дверьми

Это мамина история. В марте 1953-го, когда хоронили Сталина, по нашей Пушкинской, от Страстного к Колонному залу Дома Союзов, двигалась толпа.

Двигалась она со скоростью несколько шагов в час, ведь в зал пускали небольшими порциями, а желающих проститься с выставленным для обозрения покойником были сотни и сотни тысяч. И густота этой людской массы была такова, что вся улица, прямоугольник с километр длиной и метров двадцать пять шириной, оказалась плотно забита вертикально воткнутыми телами. По бокам толпу сжимали стены домов. А наш подъезд (дед говорил по-питерски: “парадное”) открывался наружу, то есть никак в это время не открывался из-за крепко утрамбованных тел.

И все три дня и три ночи, пока длилась эта чудовищная демонстрация скорби, мама, папа, бабушка, дедушка и домработница Настя (моя будущая няня Нанака) провели на осадном положении, подъедая запасы продовольствия и с ужасом глядя из окон на колышущуюся тьму.