Не забудь сказать спасибо. Лоскутная проза и не только

 Треск резинки – и взлетает
 Резкий, хрупкий вертолёт.
– Пап, откуда?! – Из Китая.
 Пятьдесят девятый год.

Зонтик лаковый, бумажный

В трубку толстенькую сжат,
И шуршит на кукле важной
Неснимаемый халат.

Круглый веер с веткой дуба:

Шёлк натянут – в пальцах зуд,
Но сияя белозубо,
Кеды взнузданные ждут!

Воспитательница Сяо

В детской книжице жила:
С детских слов письмо писала,
Тонкой кисточкой вела.

С папой книжку полистаю,

Суну нос в цветочный чай…
Я когда-нибудь слетаю
В этот праздничный Китай!

Первый класс

В каморке за шкафом, исконно моей, —
Сестрёнка грудная и мама при ней.

Сестрёнка кряхтит и мяучит во сне.

С отцом на диване постелено мне.

…Опять среди ночи вопьётся в мой сон

 Тот сдавленный вой, тот мучительный стон:

“Огонь!” – он кричит, он кричит на меня —

 Боится огня или просит огня?

“Огонь!” – он кричит, я его тормошу,

 Зову и реву и проснуться прошу…

А утром он чайник снимает с огня,

В колготки и платье вдевает меня,

Доводит во мраке до школьных ворот

И дальше, сутулясь, со скрипкой идёт.

«Встаньте, кто помнит чернильницу-непроливайку…»

Встаньте, кто помнит чернильницу-непроливайку,
Светлый пенал из дощечек и дальше по списку:
Кеды китайские, с белой каёмочкой майку,
И промокашку, и вставочку, и перочистку.

Финские снежные, в синих обложках тетради,

День, когда всем принести самописки велели,
Как перочистки сшивали, усердия ради,
С пуговкой посередине, – и пачкать жалели.

Встаньте, кто помнит стаканчик за семь и за десять,

Пар над тележками уличных сиплых кудесниц, —
С дедом однажды мы в скверике при Моссовете
Сгрызли по три эскимо, холоднейших на свете.

Разные нити людей сочленяют: богатство,

Пьянство, дворянство… порука у всех круговая,
Пусть же пребудет и наше случайное братство:
Встаньте, кто помнит, – и чокнемся, не проливая!

«Дюймовочка, Снегурочка…»

Дюймовочка, Снегурочка —
Изгваздана в снегу,
Бахрушинская дурочка,
В слезах домой бегу.

А дома – ноты стопкою

Да книжные тома,
А дома спросят: “Кто тебя?”
А я скажу: “Сама!”

– Вольно ж тебе с хулиганьём! —

 В сердцах воскликнет мать,
 Но дед покажет мне приём,
 И я пойду опять…

А у татарки-дворничихи

Трое татарчат,
Они с утра в окне торчат
И гадости кричат.

А Санька, белокурый бог,

Заедет мне под дых!
А что приём, когда врасплох?
И мне никак не сделать вдох,
Не добежать до них…

Но крыша возле чердака

Звенит, как зыбкий наст,
Но чья-то грязная рука
Скатиться мне не даст,

И я вдохну все звуки дня,

Весь двор – со всех сторон, —
И никогда уж из меня
Не выдохнется он!

Трёхпрудный переулок