Владимир Яковлевич прямо с крыльца подхватил кошку и вернулся вместе с ней на веранду. Мы с Викой остались в темноте одни.
— Бери зонтик, и пойдем, — сказала Вика. — Еще раз ты его уронишь — и у меня будет инфаркт!
Она повернулась к участку Розы, сделала шаг вперед и вдруг замерла. Потом, обернувшись ко мне, нервно прошептала:
— Что это?
— Бочка с водой, — прошептала я в ответ.
— Нет, рядом с бочкой, белое.
— Как будто Ванда сидит…
— Ванда в доме! Дай мне палку какую-нибудь.
Я протянула ей раскрытый зонтик. Сделав еще несколько шагов, Вика ткнула зонтиком в это белое, подошла к нему и облегченно вздохнула:
— Это всего лишь ведро для сорняков. На, сложи зонтик и иди за мной по дорожке между грядками и малиной.
Она повернулась и пошла, а я поспешила за ней, взяв зонтик и на ходу пытаясь его закрыть. Он сопротивлялся, все время раскрываясь, видимо, это было его естественное состояние. Чтобы не ударить им Вику, я отпрыгивала в разные стороны, попадая одной ногой то в клубничную грядку, то в малину. Наконец зонтик был закрыт, и я вцепилась в него изо всех сил.
Кусты малины тянули ко мне черные колючие лапы, я отмахивалась зонтиком, какие-то высокие сорняки хватали за ноги, кто-то шипел в темноте, хрипел, щелкал…
Перед канавой я остановилась.
— Что ты там стоишь? — окликнула меня Вика. — Шагай через канаву. К каким кустам идем, к смородине или к крыжовнику? Крыжовник ужасно колючий, а смородина слишком близко к Розиной калитке, это не очень безопасно, особенно если он через калитку полезет. Ну да ладно, пойдем к смородине.
Около смородины Вика достала из сумки кусок брезента, и мы уселись на него между двумя кустами.
Минут пять мы сидели молча, привыкая к темноте и относительной тишине. В этой тишине непрерывно что-то происходило: шелестели под ветром листья, прыгали лягушки, стрекотали кузнечики, летали мимо какие-то невидимые насекомые, и еще много всяких неопознанных звуков доносилось со всех сторон.
— Расскажи мне про Марину, — попросила я Вику, когда темнота перестала быть столь враждебной.
Она повернулась ко мне, но выражение ее лица я не смогла разглядеть.
— Да что тут рассказывать… После института работала в НИИ или КБ, потом ее сократили. Сейчас она маклер в какой-то фирме… С однокурсником развелась. Сын в третьем классе… Нашла какого-то кооператора, собралась за него замуж, а его в это время убили. Что еще? Иногда отдыхает за границей… Собаку свою здесь не оставляет, обычно возит ее с собой. Кроме заграницы, конечно.
«Зачем ей овчарку с собой возить? — удивилась я. — Ведь собаке здесь намного лучше, чем в Москве. Неужели Марина боится за свою жизнь? Или ей нужно охранять имущество в Москве? Нет, тогда бы она все время сидела в Москве и на дачу не приезжала. А может быть, Марине просто нужна компания? Или овчарка никого другого не слушается? Или Алла Павловна собак боится?.. Как бы это узнать?..»
— Почему? Она боится за свою жизнь? — спросила я. — Или за имущество?
— Не думаю, — ответила Вика. — Здесь, на даче, ничего ценного нет, я же знаю, как они раньше жили. А вот в Москве — возможно…
Во вновь наступившей тишине с протяжными вздохами и ворчливым жужжанием к станции подъехала электричка. Постояв немного, она издала визгливо-пронзительный гудок и медленно поползла дальше. Мы посидели молча, прислушиваясь.
Облака над нами раздвинулись, и обнаружилось, что луна на небе все-таки была. В ее бледном свете мир снова изменился, наполнившись всевозможными тенями всех оттенков. Оттенков черного и серого — не цветного, конечно.
На ближайших к нам ветках теперь можно было разглядеть каждый листочек, а на дальних — например, в листве яблонь — из общей массы выступали странные создания причудливой формы: то сказочные замки и прекрасные принцы, то неповоротливые рыцари в доспехах, то зверские чудовища с огромными ушами…
— Кто-то, кажется, к нам направляется, — шепнула я Вике.
— Нет, это не к нам, это на улице, — еле слышно прошептала она в ответ. — Кто-то мимо шагает.
Мы и так старались разговаривать тихо, а сейчас и вовсе еле слышали друг друга.
— Он так «бухает» ужасно, — прошелестела подруга. — Прямо как солдат.
Было слышно, как при каждом шаге приминалась и скрипела мокрая от росы трава; вместе с обувью отрывались от поверхности частички почвы — в общем, шуму было много.
Прошло несколько секунд. Прохожий замедлил шаг, потопал по чему-то твердому, что-то заскрипело, застучало, потом открылась калитка. Я вздрогнула и схватила Вику за руку — мне показалось, что этот тип вошел на ее участок.
— Не бойся, это Людка, крючок на ее калитке так скрипит, — успокоила меня подруга. — Знаешь, она раньше симпатичная была, да и сейчас ничего, только очень унылая и сама с собой разговаривает… И курит постоянно, дымит, как костер из мокрой картофельной ботвы, а после кашляет…
Замолчав на полуслове, Вика начала размахивать руками и покачиваться из стороны в сторону, уворачиваясь от чего-то невидимого.