(не) зажигай меня

Водники, воздушники, природники — их магия такая гармоничная, такая тихая. Чтобы вызвать ее, нужно приложить усилия. Огневики, напротив, постоянно сдерживают пламя внутри себя. Особенно сложно это при гневе или счастье. Отец как-то рассказал мне по секрету, что и при первом любовном опыте он едва не сжег всё вокруг.

Разумеется, я всегда хотела быть водником: как мама. Вызывать дождь, управлять снегом, останавливать воду. Что может огневик? Разжечь костер — и, пожалуй, всё. Хотя здесь, в степи, это умение мне пригодилось: я быстро научилась подогревать воду в ведре и нагревать камни очага.

— Всё хорошо? — спросил меня Аяз. — Ты затихла…

— Всё нормально, — нехотя ответила я, высвободившись из его объятий. — Сон дурной приснился.

— Хочешь, помогу расслабиться? — довольно робко спросил он.

— Как?

— Ты ведь знаешь, что я лошадник? Я умею снимать усталость и напряжение через массаж. Я бы и сам хотел просить у тебя разрешения… Мне нужно больше практики, чтобы пальцы не теряли силу. Я столько лет провел во Франкии, что немного подзабыл, как это делается. Если ты позволишь…

Я знала, что такое массаж: в общественных банях Льена были специальные лекари, которые делали его людям за огромные деньги. Мне рассказывали, что это особенно полезно для тех, кто склонен к частым переворотам. Кости и мышцы животной и человечьей ипостаси разные, оттого к старости у особо сильных оборотней могли возникать различные боли и смещения суставов. Хороший массажист ценился на вес золота. Отец в Льене обязательно ходил в бани. Я оборачиваюсь всего лишь раз в месяц, но попробовать эту процедуру очень заманчиво. Ничего, кроме пользы, она не приносит, я думаю. Вот только одна проблема: в банях все голые.

— Спасибо, но не стоит, — пробормотала я.

— Не ломайся, — хмыкнул Аяз. — Я правда хороший массажист. И я тебе обещал, что не трону.

— Я похожа на дуру? — поинтересовалась я. — Раздеваться не буду и не думай даже.

— Я и не прошу, — мирно ответил степняк. — Через сорочку можно. Мне не помешает. Ну пожалуйста, Вики. Мне нужно пальцы тренировать.

— Ты остановишься, как только я попрошу, — предупредила я. — Что нужно делать?

Нет, я совсем больная на голову! Я дала разрешение этой степной собаке себя лапать, хоть и через одежду! Виктория, любопытство тебя погубит! Но ведь хочется, хочется понять, что это вообще такое — массаж! Его женщинам в Галлии никто не сделает, ведь все массажисты — мужчины! Хотя некоторые дамы, я уверена, приходят в бани инкогнито. Ой, да оборотни такие любопытные и охочие до удовольствий, Стефа вон рассказывала, что в борделях есть и для дам комнаты. С горячими молодыми мужчинами. Мне прямо интересно, откуда она знает об этом.

Тем временем Аяз уложил меня на подушки лицом вниз и начал разминать мне плечи. Оу. Ооох! У этого сумасшедшего просто волшебные пальцы. Я даже не подозревала, что боль может быть такой сладкой, а человеческие пальцы — колючими и нежными одновременно.

— Во Франкии массаж делают с маслами, — вкрадчиво рассказывал мне Аяз, переходя к шее и затылку. — Но для этого, конечно, пришлось бы раздеться.

— И не мечтай, — прошипела я.

— Уж мечтать-то ты мне не запретишь, — мягко фыркнул Аяз. — Будь уверена, я тебя по-всякому представляю…

Я зарычала в подушку: приятного оказалось мало, когда тебя представляют… по-всякому! А потом его руки принялись мять спину, от ладоней расходилось блаженное тепло. Мое тело расплывалось, будто кисель, мне казалось, что и кости у меня расплавились, и глаза закрылись сами собой.

Дед, конечно, не приехал ни на следующий день, ни через день… Я ждала его и начинала уже отчаиваться. Никакие подарки от степняка — а он буквально осыпал меня украшениями и даже привозил цветы — не могли примирить меня с ролью его игрушки. Единственное, что хоть сколько-то меня радовало — это погода. Здесь ни разу не было дождя, и небо было высокое и голубое-голубое.

Украдкой я пробовала свое новое умение: поджигала траву и пыталась втягивать огонь обратно. Совершенно ничего не получалось. Может, и не было ничего, я сама всё это придумала? Ах, мне бы сейчас учителя! Что я забыла здесь, в дикой Степи, рядом с чужим, вечно раздражающим меня своими насмешками мужчиной?

18

Я злобно смотрела на Аяза, который сидел на подушках возле выхода и рассеянно улыбался, листая какие-то бумаги и изредка делая пометки карандашом.

Ненавижу степь, ненавижу шатры, ненавижу этого человека!

— Ты себя нормально контролируешь? — не поворачивая головы с мою сторону, спросил он. — Не подожжешь мне ничего… снова? Может, тебе водички?

— Нормально… контролирую, — выплюнула я.

— А чего пыхтишь как подземный источник?

— Я тебя ненавижу.

Он дернулся как от удара, засунул бумаги в подушку и повернулся. Губы сжаты, в глазах боль.

— Ненавидишь?

— Ненавижу.

— Хочешь уйти?

— Только об этом и мечтаю!

— Хорошо.

Я проглотила слова проклятий, недоуменно уставившись на него. Я не ослышалась?

— У меня к тебе предложение, — спокойно продолжал он, глядя на меня своими узкими черными глазами. — Я позволю тебе уйти, если выполнишь моё условие.

— Какое? — подалась вперед всем телом я.