(не) зажигай меня

— Я оборотень, — потерянно прошептала я. — У нас два раза в год идет. Наймирэ-нэ! Вы ошибаетесь! Разве бывает вот так — с одного раза?

— Я понесла после брачной ночи, — пожала плечами Наймирэ. — У этих мужчин очень сильное семя!

И, помолчав, добавила:

— Мне было четырнадцать. Я едва не умерла в родах. Ты старше, и Аяз целитель. Тебе очень повезло.

Я с ужасом в глазах поглядела на неё. Нет-нет-нет!

Выскочила из шатра и припустила к нашему жилищу, не обращая внимания на изумленные лица женщин, которые побросали работу и высыпали на меня посмотреть.

Аяз был там. Он камнем точил какой-то нож, напевая себе под нос.

— Ты, — завопила я как базарная торговка, мгновенно забыв всё своё воспитание. — Ты обманщик! Лжец!

— Что случилось, голубка? — вскочил он на ноги, встревоженно глядя на меня.

— Ты, ты случился! О богиня, за что мне всё это? Как ты мог, Аяз?

На его лице была паника, он встряхнул меня за плечи.

— Да что с тобой? Тебя кто-то обидел? Тебе что-то сказали про меня, да? Не верь! Ничего у меня с Ильханой нет и не было. Это ее отец вбил себе в голову, что должен породниться с ханом.

— С какой к бесу Ильханой? — замерла я. — Ах, еще и с Ильханой!

— Нет? Ты не об этом? — он, кажется, облегченно перевел дух. — Тогда в чем дело, любимая?

— Я беременна, — с ненавистью процедила я. — Что мне теперь делать? Зачем мне ребенок? Я не хочу никакого ребенка, тем более от тебя! Я… я избавлюсь от него, я слышала, что есть травы… Для чего мне дети? Я сама еще ребенок!

Впервые я убила человека. Впервые я увидела, как из человека выходит жизнь. Он широко раскрыл глаза, искривил рот и зашатался. Его лицо побледнело.

— Только попробуй, — страшным шепотом сказал он. — Только попробуй убить моего ребенка! Ты пожалеешь, что родилась на свет!

Я испуганно отступила на шаг. Таким я Аяза еще не видела.

— Какого рожна тебе еще надо, женщина? — наступал он на меня. — Я преклонялся пред тобой. Я боготворил тебя! Я исполнял любой твой каприз! Я не трогал тебя, пока ты не дала согласие… Ты не представляешь, чего мне это стоило! Нет, тебе мало! Что ж, и моему терпению есть предел! Я ошибался! Как я мог любить тебя… эгоистичную глупую девчонку?

Я отступила еще на шаг, прижимая руки к губам. Он схватил меня за шею, некрепко сжав.

— Ты выносишь этого ребенка, Виктория, — рявкнул степняк. — Ты родишь его… даже если мне придется связать тебя на все девять месяцев. А потом ты уберешься из моего шатра на все четыре стороны! Тебе не нужен мой сын? Ну так мне он нужен!

— Аяз, — прохрипела я. — Отпусти!

Он мгновенно разжал ладонь, испуганно глядя на руку. Потом страшно сверкнул глазами и свистнул изо всех сил, призывая Ведьму.

— Уйди, — устало сказал он. — Уйди в шатер. Я не хочу причинить тебе вред.

— Подожди, — выкрикнула я. — Я не хотела!

— Я понял, — рявкнул он. — Ты не хотела.

Вскочил на лошадь и умчался прочь, будто за ним бесы гнались.

— Я не хотела, — прошептала я дрожащими губами. — Прости, я не должна была так говорить. Прости меня! О богиня, что же я наделала?

На негнущихся ногах я прошла в шатёр и, плюхнувшись на подушки, разрыдалась. Кажется, ты добилась своего, Виктория. Он отказался от тебя, теперь-то точно отказался. Ты же так к этому стремилась, правда? Почему же так горько на душе? Я ведь не могу хотеть этого ребенка? Маленькую смуглую девочку с раскосыми черными глазами… Богиня, я буду матерью! Не веря себе, я положила руку на живот, пытаясь уловить… что? Новую жизнь?

— Девочка, — прошептала я потрясенно. — У меня будет девочка!

Ах, почему я такая дура? Разве так следует сообщать о ребенке? Всё могло быть совершенно по-другому. Аяз мог радостно вскрикнуть и закружить меня в объятьях, как это сделал отец, когда узнал о маминой беременности. Его глаза могли засиять счастьем. А я… Я всё испортила. Что же мне теперь делать?

33

Мне бы хотелось всё вернуть назад: от пустого взгляда Аяза я впадала в отчаяние. Ах, если бы его не оказалось в тот момент в стане! Я бы успела всё осознать, успокоится и сказать ему как-то по-другому. Как я вообще ляпнула такую глупость? Избавиться от ребенка! Да я бы никогда на это не решилась! Ведь это убийство, и женщина, которая травит плод, будет навеки отвергнута богиней. Мне, признаться, на неодобрение богини плевать, я никогда не была религиозной. А вот бледного до синевы потерянного Аяза я запомню, кажется, на всю жизнь.