(не) зажигай меня

Он не разговаривал со мной, просто не замечал. От моих прикосновений шарахался как от огня. Мне хотелось если не поговорить, то хотя бы дотронуться до него, а лучше уткнуться ему в плечо и заплакать. Но это было совершенно невозможно. Аяз вел себя так, будто я ему никто. Приходил, приносил еду и воду, иногда, когда думал, что я не вижу, смотрел на меня пустыми черными глазами и молчал. Есть перестал, ночевал, я знаю, в шатре с отцом. Наймирэ куда-то уехала с детьми, и я даже ей не могла поплакаться в жилетку, то есть в елек. К хану идти за советом я просто боялась. Он так хорошо ко мне относится — мне не хочется потерять его уважение. Если бы не поддержка Людмилы, которая наотрез отказалась возвращаться домой, пока я не приду в себя, я бы вовсе погрязла в печали. Разумеется, я ничего ей не рассказала: мне было нестерпимо стыдно. Но состояние мое внушало опасение, и неудивительно: я могла начать плакать в любую минуту.

Зато слабость и тошнота мгновенно прошли: словно они и нужны были только для того, чтобы я догадалась о своем состоянии. Я знала, что оборотни всегда легко переносят беременность и крайне редко у них случаются выкидыши. Это человеческие женщины могут страдать, слабеть, порой им приходится провести в постели весь срок. И малейшее падение, болезнь или волнение может привести к потере ребенка. Я же вдруг ощутила себя полной сил; вот только на душевном равновесии это никак не сказалось.

— Вы обязательно помиритесь, — успокаивала меня подруга. — Просто надо подождать немного. Он ведь тебя любит, Ви. Не может не любить — зря, что ли воровал?

— Не зря, — закрывала лицо руками я. — Он своё получил, я ему теперь неинтересна!

— Не выдумывай! — сердилась Людмила. — Нельзя так говорить! Он не из таких! Посмотри, ведь твой муж не гонит тебя прочь!

— Он просто сам сбежал, — утирала я слезы. — Видеть меня не хочет!

— Я не знаю, что ты ему сказала, — качала головой девушка. — Но, зная твой язык, уверена, что что-то очень плохое. Поэтому или прощенья проси, или жди, когда успокоится.

Я бы, наверное, и попросила прощения, только мне казалось, что Аяз со мной и разговаривать не будет. Да и гордость не позволяла — я и извиняться? Перед кем? Перед этой собакой степной? Как будто я так уж и виновата: он украл, он соблазнил… Ну хорошо, я соблазнила. Но я ведь совершенно неопытная, а он мог бы и предпринять какие-то меры. Должны же быть какие-то способы, правда?

Разум мне подсказывал, что самый верный способ не иметь детей — это не заниматься… этим самым, в общем. А потом я вспомнила, как мама рассказывала про специальные отвары. И ведь она говорила, что это женское дело — предохраняться от беременности. Что женщина имеет право выбирать, когда ей становиться матерью. А я… да я вообще об этом не думала. Мне даже в голову ни разу не пришло, что может так вот получиться. Правду я сказала Аязу — я сама еще едва ли не ребенок. Даже поцелуи и всё последующее было для меня игрой.

Аяз совсем ненамного меня старше: ему в конце весны исполнилось двадцать. Мы ровесники. Вот только он куда взрослее меня по поведению. Степняк хотя бы знает, чего хочет от жизни. У него и образование есть, и, как выяснилось, неплохой магический дар. Он проживет без меня. А я — глупая и безответственная принцесса, которая о себе-то позаботиться не смогла, что уж говорить о ребенке? Какая из меня мать? Ведь выходит-то, что я кругом виновата, и от этого я только злилась — на себя, на него, на весь мир. Никогда я не ощущала себя так тошно; впрочем, и никогда не была наказана за свою глупость так сурово. Родители всегда меня прощали, что бы я ни творила. Я просто не могла представить, что нужно переломить себя и поговорить. Мне казалось, что первый шаг должен делать он — как мужчина, как муж, как тот, кто вообще всё это затеял, а он не собирался даже со мной разговаривать, не хотел меня видеть, и я вскидывала голову, не желая унижаться.

В один из дней Аяз вдруг пришел ко мне и спокойным голосом велел собрать вещи.

— Ты выгоняешь меня? — дрожащими губами спросила я.

— Не говори ерунды, — холодно ответил он. — Ты беременна, если не забыла. Я не имею права тебя выгнать. В Степи все дети принадлежат отцу. Просто сделай милость, собери все свои вещи! У тебя есть примерно час. Если тебе ничего не нужно — скажи сразу.

От его тона, от взгляда, который он прятал от меня, будто не желая смотреть в мою сторону, я задыхалась. Мне хотелось закричать, затопать ногами, схватить его за ворот рубашки и встряхнуть — только бы он заметил меня! Пусть даже ругается, только не будет безразличным! Но я побоялась сделать еще хуже — и без того я натворила лишнего. Может быть, если я буду покорной и кроткой, Аяз меня простит? Я сложила всю одежду и украшения в сундук, туда же уложила свои специи и кофе. Сверху торжественно взгромоздила сковороду: вот и все мои пожитки.