Не жалея жизни

Через полчаса Третьяк нагнал Сажина. Всю дорогу ехали молча. Третьяк настороженно крутил головой и часто похлопывал коня по шее. Раза два он останавливался, зачем-то переседлал своего Серко и, не глядя на Сажина, словно оправдываясь, сказал, что потник сбивается, потому что проклятая животина хитрит и не дает затягивать подпругу.

До поселка, в котором размещалась застава, добрались засветло без происшествий.

— Джаркентцев подъехало четверо. Еще люди будут? — спросил Сажина Кравцов — начальник погранзаставы.

— Говорили, что должны еще пятеро быть, — ответил тот.

— Ну, ладно, сейчас отдыхайте, когда все соберутся, поставлю задачу. Мои уже знают. Только людей у нас, сами знаете, не густо. Вот и использую ваш резерв.

— Сбегаю к свояченице на полчасика, перекушу, может, — не глядя на Сажина и Кравцова, бросил Третьяк и быстро зашагал от коновязи.

Сажин знал, что на границе неспокойно. То там, то сям лезли контрабандисты. Чуть не каждые сутки на границе происходили стычки. Еще в марте крупная банда бывшего царского офицера Кивлева шестеро суток осаждала в селе Кзыл-Агач отделение пограничников, следовавших в Лепсинск. На лепсинском направлении из Синьцзяна не раз пытались прорываться банды Квитко, Нагорного и Арвейцикова, на Зайсанском участке был свой опасный «клиент» — Толстоухов. Это крупные шайки, до сотни сабель. А о мелких и говорить не приходится. Но в героях поста Кашкасу, хотя и погибших, но не пустивших банду в долины Киргизии, все пограничники видели вдохновляющий пример мужества и презрения к смерти.

Тактика белобандитов была известна: под покровом ночи по-змеиному переползти границу, скрытно пробраться в район, где нет воинских сил, и там жалить направо и налево, выдавая себя за местных повстанцев против Советской власти.

Увидев у Сажина коробку маузера, начальник погранзаставы спросил:

— Служебный?

— Награда, — коротко ответил Сажин. Да и стоило ли распространяться о том, что довелось воевать в 1919 году против колчаковцев, или о том, как ему, молодому сотруднику ГубЧК, в Татарии приходилось гоняться за кулацко-эсеровскими бандами, брать разоблаченных белогвардейских эмиссаров и диверсантов, нередко со стрельбой, а то и разрывами бомб.

— Хорошо, — с уважением отозвался начальник и, улыбнувшись, отказал в винтовке. — Патроны к маузеру дам. Этого добра хватит, а винтовку не проси, — и насыпал Сажину в пригоршню десятка три маслянисто-желтых патронов.

— Он у тебя пристрелян ли? — с нарочитым сомнением поддразнил Кравцов.

— Огнем крещен, — с невольной гордостью отозвался Сажин.

— Вот видишь! Всех бандитов перестреляешь, а на меня обижаться будут, — хохотнул начальник, потер переносицу и добавил: — Дам я тебе сотню патронов сейчас, так ты в другой раз к нам не заглянешь.

— Ладно, ладно, уговорил! — усмехнулся Сажин, вытаскивая из сумки пустые обоймы, чтобы набить их патронами.

— Ну и лады. Пойдешь в секрет с отделкомом Барановым, — показал начальник погранзаставы на подходящего смуглого, невысокого, но ладного пограничника. — Учти, Сажин, — впервые назвал начальник фамилию гостя. — Ставлю вас двоих на сомнительном направлении. Есть одна лощинка. Для конного рывка она очень даже подходит. Так что смотрите. За вами никого не будет…

Все было ничего. Но комары… Как назло, порывы ветра были редки и курить нельзя. Перед рассветом, когда нервы были как туго натянутые струны, откуда-то слева раздалось несколько выстрелов. Сажин сразу же забыл про комаров и, повернув голову, посмотрел в сторону отделкома. Тот знаком предупредил: «Тихо!» Опять потянулось ожидание, острое, как лезвие клинка.

Часов в пять утра Баранов, чуть шурша осокой, подполз и пригласил Сажина следовать туда, где на рассвете слышалась стрельба.

Оказалось, что стреляли с засады Третьяка. Ночью послышался шорох камыша. Неопытный первогодок вскинулся и окликнул по-уставному: «Стой! Кто идет?»

В ответ грохнул выстрел, потом еще. Третьяк крикнул «Ложись!», и тогда уже дальше грохнул третий выстрел, затем все стихло.

Ждать больше не было смысла, и все четверо стали искать следы. Вот тогда метрах в тридцати от засады Третьяка отделком Баранов и нашел четки. Выявить след не удалось: нарушитель был в какой-то мягкой обуви…

— А не попали четки в это место раньше? — усомнился Зайцев, внимательно выслушав доклад Сажина.

— Нет, Константин Артемьевич, — решительно возразил Сажин. — В таком случае трава проросла бы сквозь них, а тут четки лишь придавили ее.

— Может, случайность…

— Нет, не случайность. Зачем же тогда стрельба? — не согласился Сажин.