Не жалея жизни

— А еще говорят, что ты в церкви побывать мечтаешь, — продолжал Сажин бодро-весело, вроде бы и не глядя на Семкина, но замечая, как у того заалели сначала уши, потом щеки, и наконец, багрянец залил шею и все лицо.

— Клевета это, Петр Иванович! — рассердился Семкин. — И в церкви я не был, и в бога не верю.

— Это ничего, — спокойно продолжал Сажин, пряча улыбку. — Сходишь в церковь, на иконы посмотришь.

Открыв рот, Семкин ошарашенно поморгал светлыми ресницами, потом вскочил.

— Да я сейчас…

— Сейчас ты сядешь, Саня, и выслушаешь меня, — в том же тоне продолжал Сажин и чуть жестче добавил: — А понадобится — и молитвы выучишь, и креститься будешь.

— Как креститься?! — опешил Семкин.

— Как все православные — правой рукой от лба до пупа и от правого плеча к левому.

— Да что же это такое? — с отчаянием прошептал Семкин.

Сажин согнал улыбку и суховато-сурово сказал:

— Ты, товарищ Семкин, три дня отсутствовал в отделе… Не перебивай. Так вот… — и вынув четки из сейфа, рассказал все, как было.

— Кто их владелец, мы не знаем. Вот и надо попытаться найти его, тогда, может быть, станет ясна цель перехода госграницы.

— Да, но я же его не видел…

— На вот, почитай. По-моему, я ничего не упустил.

— Однако и дохлое же дело, — только и мог вымолвить Семкин.

— Какое уж есть.

Сажин понимал, что в словах Семкина резон есть. И все же…

Занятный иеромонах

На розыски попутчиков Сажин потратил не один день, но утешительного было мало. Кто не видел попа, кто просто не обратил внимания. Не рассчитывал Петр Иванович узнать что-либо и у Кузьмы — виноградаря из Чилика. Но ехал Кузьма с матерью. Вот она-то и рассказала Петру Ивановичу, что был это не простой поп, а иеромонах, коему дозволено править службу церковную, и ехал он в наши края из Нижнего Новгорода.

— И откуда, мать, тебе это известно? — недоуменно воззрился Кузьма на старуху.

— От людей слышала, — спокойно отозвалась старушка. — А еще заезжал он в Сызрань, Самару, Бугуруслан. Искал кого-то, уж не упомню, архимандрита или архиерея.

— И чего попу не сидится на месте? Кажется, у кого жизнь может быть спокойнее? Ан и попы теперь туда-сюда мотаются. А зачем? — вроде безобидно проговорил Сажин.

— И в самом деле, чего мечутся? — с недоумением отозвался Кузьма.

— А он, сыночек, исповедника своего ищет. Как он его называл-то, дай бог памяти… Вроде как Захарий. А может Макарий?

— Да ты-то, мать, откуда знаешь? Выспрашивала, что ли?

— Зачем выспрашивала. Я, чай, не глухая, — с легкой обидой сказала старушка. — Это он, когда я за кипяточком ходила, женщине одной рассказывал. Вот я и слышала. А она его назвала один раз Василием, так он вроде бы даже осердился на нее. Ну, а женщина ему и отвечает: «Да все никак не привыкну, что ты теперь Афиноген».

— Они, что же, ехали вместе? — поинтересовался Сажин.

— Да нет. Она в Оренбурге села. Тоже кого-то ищет, как я поняла. А у кубовой, похоже, случайно встренулись. Он так даже чуть руками не всплеснул: Муратова! Аннушка, мол. У кубовой как раз чтой-то народу не было, они и заговорили. Тут он и сказал, что в наш город едет, потому как, мол, ему сказали, что энтот Захарий, а может, Макарий, здесь в обязательности находится.

— А этот Василий, или Афиноген, из самого Нижнего?

— Да нет, он этой балаболке сам сказал, что в Питере был послушником, а потом его в иеромонахи произвели, потому как он обучался службу править и в Новгороде Нижнем при обители служил. А потом и подался…

— Вон как. Поп, значит. А что же он четки-то носит, если поп?

— Вот-вот, про четки его и эта балаболка спрашивала. Так он ответил, что четки как бы вроде подарок, не поняла только — ему или отцу его духовному и исповеднику. «Видно, не один ты у него духовный сын», — сказала та Анна. И объяснила, что уже троих или четверых видела с таким подарком.

— И где же она видела такие четки? — не удержался Сажин.

— А я, милок, больше уже не слышала. Они пошли к поезду, да и мне тоже надо было поспешать…

В дело легла еще одна бумага — рапорт Сажина с записью рассказа старушки из Чилика.

— А я тут все насчет четок думаю, — поделился Семкин. — Может, дадите еще разок полюбоваться?

— Пожалуйста, любуйся. А в церковь ходил?

— Ходил, ходил. И вашего архимонаха между прочим видел. Рыжеватая бородища, львиная грива, рост гвардейский — одно слово архимонах. А еще новый епископ в церкви появился.

— Видел?

— Видел. Ничего мужчина, представительный. Только нервный вроде.

— С чего это ты так думаешь?

— Да уж больно неровно службу вел. То тянет, то вдруг зачастит, аж кадилом махать не поспевает, а за ним и дьякон слова начинает глотать, и вместо благолепия козлетонство получается, словно его в одном месте слегка крапивой стреканули.

Сажин невольно улыбнулся, а Семкин все так же перебирал шарики четок, внимательно осматривая каждый, и невозмутимо рассказывал, что исчезновения священнослужителей не отмечено, а вот непричетного священства в церковь на литургию собирается порядочно, что штат церкви полон, но епископ и благочинный ходатайствовали в связи с закрытием в городе других церквей об увеличении числа исповедников.