Не жалея жизни

— Готовить надо верующих постоять за честь церкви православной. Не может такого быть, чтоб запустели храмы божьи, а вера уплыла к японцам, среди коих слово учения Христова, как ведомо мне от архиепископа Симона Пекинского, в большом почете ныне.

Сидящие переглянулись, а Герман продолжал:

— И начинать надо с обновленства. Это отступничество грозит вылиться в ересь и раскол.

Герман оседлал любимого конька, но Феоген из-под густых бровей внимательно наблюдал за сотрапезниками и, видя, что взоры их начали мутнеть от выпитого и длинного монолога епископа, значительно прокашлялся. Герман посмотрел на него и заключил:

— Встанем, братие, ангельской дружиной. И помните, что сказано в священном писании: «Сначала было слово!» Слово — наше оружие. В проповеди и исповеди. Аминь!

— Аминь! — нестройным хором ответствовали собравшиеся, с облегченьем вздыхая: теперь можно было потешить плоть — закусь была аппетитной.

После четвертой рюмки дьякон Соловейкин негромко запел:

Не осенний мелкий дождичек…

Несколько голосов подхватили припев:

Полно, брат, молодец,
Ты ведь не девица,
Пей, тоска пройдет…

Но вернувшийся с другой половины отец Александр шикнул:

— Если вечеря, так не к чему мирские песни петь.

Не ходил бы поп по базару

Сажин сидел у себя. Тощенькая папка и четки, лежавшие поверх нее, было в этот час единственным, что занимало мысли Петра Ивановича. Записки и докладные содержали пока немного данных, но ставили все новые вопросы. Вот Петр Иванович и ломал голову, как изменить соотношение: сократить число вопросов и увеличить — ответов.

Звякнул звонок телефона.

— Сейчас же зайдите ко мне! — распорядился Зайцев. В его резком тоне чувствовалось плохо скрытое раздражение. «Что стряслось?» — недоуменно подумал Сажин. А когда зашел к Зайцеву, всегда корректно вежливому, то вообще поразился. Вздыбившись по-медвежьи над столом, Константин Артемьевич сквозь зубы процедил:

— Вот уж не ждал, что ваш Семкин в налетчика превратится. Сейчас же отправляйтесь на базар в милицию, разберитесь и через час доложите мне.

— А что произошло? — спросил Сажин.

— У вашего чернеца на рынке украли четки и бумажник. Четки, как довольно сообщил Семкин, уже у него, а бумажник ищут. Вот я и думаю…

— На такую авантюру Семкин не пойдет, — твердо сказал Сажин. — Он комсомолец. И я ему верю.

— Поймите же, что бы ни случилось, это насторожит чернеца. — Константин Артемьевич махнул рукой. — Разберитесь! Но если это проделки вашего помощника…

— Слушаюсь! — отчеканил Сажин и по-уставному сделал поворот кругом. Выразив таким способом обиду, он отправился на рынок. Данных для выводов, по сути, еще не было, и Сажин решил до милиции об этой истории не думать. Сокращая путь, пошел между лабазами и, вывернув из-за угла, вдруг увидел сослуживца, чекиста Просенкова, сидевшего на корточках. Глянув через его плечо, Петр Иванович с изумлением увидел, что Просенков щекотит соломинкой маленькую дергающуюся ступню.

— Пусти! — доносился из-под лабаза не то стонущий, не то смеющийся голос. — А не то вот как вылезу, так как дам!

— Илья, что происходит?

Посмотрев на Петра Ивановича, Просенков с улыбкой ответил:

— Понимаешь, этот юный Робин Гуд нашел бумажник нашего знакомого и требует за него выкуп. А сам меня не отпускает…

— Не верьте вы ему, дяденька! Как же я его не отпускаю, если я сам от него вырваться не могу. Хи-хи-хи! Да скажите вы ему, чтобы перестал щекотать. Хи-хи-хи!

— Илья, перестань. Защекотишь мальчишку. А ты давай вылезай. Не бойсь, не скушаем.

На этот раз мальчишка послушался. Из-под лабаза показались лохмотья штанов, потом такие же невообразимые лохмотья не то рубахи, не то кофты, отросшие, слипшиеся от грязи непонятного цвета волосы. Мальчишка был худ и грязен, но глаза его еще не утратили блеска.

— У, дылда! — пытался он наброситься на Илью, но тот лишь положил ладонь на плечо и примирительно сказал:

— Ладно. Давай не сердись, а то Петр Иванович не покормит нас.

— Ну ладно, подождите, я сейчас чего-нибудь соображу.

— И меня не забудь! — кинул вдогонку Илья. — Этот бесенок так вымотал меня, что аж зубы с голодухи защелкали.

Сажин засмеялся и пошел к торговым рядам, высматривая что-нибудь съестное.

— Дайте, пожалуйста, пару лепешек, парнишка тут оголодал.

— Здравствуйте, Петр! — негромко и вроде нерешительно приветствовала его женщина.

Сажин присмотрелся. Это была Настасья. Только вид у нее был какой-то подавленный.

— Здравствуй, Настя! — поздоровался Сажин и смущенно добавил:

— Мальца вот подкормить надо.

— Доброй души ты человек.

— Какой есть. Что-то ты нынче скучная? Ай случилось что?

— Такая иногда тоска берет. Уехать из этого города, да куда податься? А тут сынок заболел.

— Врачу-то показывала?

— Все мы под богом ходим, — уклонилась женщина от ответа.

— А я как-то около церкви тебя видел. Как там отцы святые поживают?

— Святые? В гробу бы их святость видеть! — зло бросила Настасья. Сажин внимательно посмотрел на женщину.