Не знаю

Во времена, когда Латинская Америка впервые явилась мне в фантазиях, Википедии не было. Я слушала рассуждения отца и таскала у него из кабинета книжки по теме. Книжки были взрослые, исследовательского толка, я честно пыталась уложить в голове бесконечно разветвляющиеся родовые древа богов, имена и географические названия, с трудом различая мифические и реальные. Усвоенного хватало для блестящих докладов в школе, успешно усыплявших и учителей, и одноклассников. Но в собственном моем сознании Латинская Америка оставалась чем-то темно-зеленым, золотым и красным, с лазурными крыльями, с белыми полосами на лице, суровым, красивым и жестоким, ускользающим от понимания, – тем, что я позже узнала: да вот же оно, у Маркеса. Попасть туда, в этот мир вживую, казалось нереальным настолько, насколько в принципе что-то может быть нереально. Об этом можно было спокойно мечтать, фантазировать, читать и чувствовать себя в полной безопасности, зная – этого не будет.

И вот я здесь, на другом конце земли. Вот они – потомки тех самых инков, – квадратные, с широкими лицами, как те рисунки-знаки, что я рассматривала в детстве.

Над пустыней Наска шумно поднимается дерзкий кукурузник. «А бывает, что они падают?» – «Конечно!» – «А парашюты есть?» – «Не, бесполезно, на такой высоте не раскроются». Моторчики ревут оглушительно, гид орет в наушники: «Слева обезьяна! Справа космонавт!» Пресловутых фигур я так и не различаю, но и без набивших оскомину силуэтов пепельно-серая каменистая пустыня выглядит потусторонне, обескураживает и наводит космическую тоску. Здесь же, чуть в стороне от рисунков, прочерченных инопланетянами-анонимами, но в той же пепельной пыли, развернулся целый город из картонных коробок – местные трущобы.

Снова за окном туристического автобуса – широченные сиденья, раскладывающиеся практически в лежку, как в бизнес-классе самолета, – рассвет. Вулкан Мисти. Полупрозрачный, сгущается из воздуха, только сверкает снежный остроконечник.

Арекипа с разноцветными домиками, нарядной соборной площадью с фонтаном. Чистый четверг – ночная толпа, лотки с жареной картошкой и кукурузой, хоры и орга́ны в храмах, украшенных местной резьбой по камню. Святые, Мария и Христос – все с широкими индейскими лицами. До моего отельчика слегка на отшибе – колониальная архитектура, патио, душ с пластиковым прозрачным, практически панорамным, потолком, по которому бегают, отпечатываются кошачьи лапы, – меня вызывается конвоировать полицейский, так как небезопасно сеньорите идти ночью одной.

Следующим рассветом я снова отправляюсь в путь – через предгорья Кордильер, сквозь бесконечные пастбища со стадами кротких альпак, мимо цепей синих лагун с золотыми кочками травы и закатными фламинго. На заднем плане – пятна света, бурые тени на желтых холмах и радуга. Мимо целой долины скал из песчаника – толпы окаменевших в момент отчаянного бега под голубейшим палящим небом печальных фигур, обреченных на вечное истязание ветрами, точащими их силуэты.

Вдоль дороги понаставлены башенки из камней, это дело рук туристических. Индейцы в свое время ставили такие как знак почтения Пача тата, богу гор и неба. Чем дальше был путь через горы, чем больше всякого добра с собой и на мулах, тем выше должна была быть башня. И в человеческий рост, и более.

Вулканы парят вдалеке. Один из них изверг из жерла – в сорок шестом, что ли, году, во всяком случае, в двадцатом веке – принесенную ему когда-то в жертву девочку. Она сохранилась в ледяной утробе вулкана целиком. Теперь Лима и Арекипа дерутся из-за Хуаниты, выясняя, в чьем музее ей следует найти, наконец, покой. Возят маленькую мумию туда-сюда. Я не пошла смотреть, не люблю мумий.

Открывается долина Колка, бесконечная Tierra de Colca, окруженная стенами гор. Ничего другого, никаких иных пейзажей не существует, планета Земля – она вот такая: под ногами и перед глазами, насколько хватает взгляда, – ступенчатые зеленые склоны, в самом низу – деленные стенками из камней разноцветные, от ярко-желтого до ярко-зеленого, поля; над тобой – огромными складками зеленые и бурые горы; и на границе мира – блестящие вершины вулканов. Голубое-преголубое небо все это накрывает. Облака выпуклые, светящиеся и висят, как декорации в театре, слоями. Это оттого, что смотришь на них не снизу, а почти сбоку, как из иллюминатора самолета.

Anna Koltsova11 онлайн

20 апреля в 01:17

Сегодня мы ночуем в некоем пуэбло. Гид, Карлос, брифует: не фотографируйте пожилых людей, они этого не любят. Не давайте денег детям – они перестанут ходить в школу. Не давайте денег тетушке с орлом на привязи – переловят всех орлов.

В деревенской церкви готовятся к Пасхе. На фигурах Христа и Марии развешены гирлянды фруктов и цветов, на площади стоит эвкалиптовый запах – украшали эвкалиптами церковь на Вербное воскресенье. Фруктами, вяленым мясом, бобами и картофелем, приготовленными для Пасхи, делятся сначала с пача-мама – матерью-землей и пача-тата – отцом-горой и небом.