Не знаю

Не так давно я перестала зависеть от того, нравлюсь ли я отдельным «особо значимым другим» и что они думают обо мне. И наконец-то мне стало параллельно, нравлюсь ли я сама себе и что я сама думаю о себе. Неуязвимость – счастье.

Понимание – счастье. Когда: «Слушай, а вот это, ну вот это самое… блин, как его… оно где-то тут было, не видел?» – «Видел. И нехрен, кстати, его тут разбрасывать». Или: «Ну я вообще не понимаю, что у тебя в голове. Уму непостижимо, как это вообще может быть. Но ок, пусть будет, раз ты так видишь». Или когда не нужно даже взгляда, достаточно одного телефонного «але», чтобы следующим было «что случилось?»

Умиление – счастье. Ну вот рассказывает человек какую-то ерунду, а ты слушаешь вполуха, смотришь и умиляешься. Или вы сидите на садовой скамейке, и он смешно жмурится на солнце. Или жует яблоко и чмокает от удовольствия. Или вы хватаете – две равно эгоистичные, балованные друг другом твари – одновременно самую большую клубнику в миске. А потом жрете ее пополам. Или он спит, голый, сопит, оттопырив ребра, одну руку закинув за голову, другой – горсточкой – прикрывая пенис. И все это так мило.

Нет зависти – счастье. Зависть тыкала всю жизнь твердым костлявым пальцем в бок: смотри, у нее пятерка… смотри, какие сиськи… смотри, какая машина… смотри, какой талант… иди работай, старайся, занимайся, борись, отнимай – тебе надо такое же. Зависть будила Жадность, но, боже мой, как же далеки они обе от Счастья!

Надеюсь, я прожила наконец-то само-разочарование – достаточно глубокое, чтобы стать красивой, темной, синей, плотной толщей океанской воды, которая вытолкнет меня на поверхность и сможет надежно и долго держать на плаву. Я больше не ожидаю от себя внезапных прорывов и отложенных успехов, реализации чего-то лучшего, превосходящего других, тайного, долго дремавшего. Пусть дремлет в покое, в неге.

Лень – счастье. Когда солнце в окне и просто невозможно что-то делать, когда оно так приятно греет и светит. И можно, можно не делать! Не делать ничего! Потому что знаешь наперед, что, если убиться и вывернуться наизнанку, результат будет, но… стоит ли он того? И неохота даже начинать, лучше смотреть в окно, или пройтись пешком, или поесть. Лень бережет и хватает за подол, когда я пытаюсь во что-нибудь «ввязаться» – во что-то драматичное, яркое и богатое, как в былых фантазиях. Лень – как толстый, мягкий, приятный, добрый, но о-о-очень тяжелый кот, который навалился на тебя и громко усыпляюще мурчит. С ним – с ней, с ленью – тепло и уютно.

Мир и покой – счастье. Я больше не сую ноги в джинсы прямо из кровати и не выплевываюсь из дома полуживая, по дороге продирая глаза, разлепляя мозги. И не рыдаю по утрам, роняя слезы в кофе, жалея себя, бедную-несчастную, которой приходится идти туда, куда вовсе не хочется. И не просиживаю вечера, без света, замерев, словно в позе зародыша, а на самом деле – в любой позе, позволяющей раствориться в воздухе и прикинуться, что меня тут нет. И не просыпаюсь в холодном поту, чтобы перечитать или пересчитать что-то, приснившееся в кошмаре. И не веселюсь сомнительно… ох как сомнительно.

* * *

Не сказать, что у меня была какая-то уж особо веселая или бурная биография. Приходится признать, что больше, чем чего-либо другого, в ней было глупости, такого, о чем задним числом думаешь: Ну как вообще можно было говорить, думать и делать такой бред? А тогда, в то аховое десятилетие, двадцать-тридцать лет тому, это казалось драмой, или приключениями, или ух каким оригинальным. В нынешний свой перформанс я взяла не всё.

Была у меня, например, подружка Алка. Постарше, ей было чуть за тридцатник в то время, мне – лет двадцать семь. И она сильно хотела снова замуж. Муж бросил Алку с пятилетним сыном не так давно – к моменту нашего знакомства примерно пару лет как. Ничто не предвещало такого поворота событий: Алка готовила борщи, пекла пироги, лепила пельмени в четыре руки со свекровью и была вполне счастлива. В один прекрасный день чувак покрасил волосы в апельсиновый цвет, проколол ухо, купил моцик, на который посадил телок, сколько поместилось, и укатил вместе с ними. Прямиком куда-то на Кубу. Свекровь осталась с Алкой и внуком.

Алка знакомилась по переписке. Однажды дело даже дошло до помолвочного кольца, но во время совместного отдыха она зачем-то переспала с одним из друзей своего избранника. Последовало разоблачение, драма, Алка сильно рыдала, просила прощения, но была бесповоротно заклеймена. Впрочем, герой романа, как выяснилось много позже и случайно, все равно был женат… запутанный сюжет, правда? Но совсем неоригинальный.