Неаполитанские хроники

Жил в то время в Неаполе молодой человек лет около двадцати пяти, уже женатый и имевший трех или четырех детей — бедняки ведь женятся рано. Звали его Томмазо Аньелло д’Амальфи, а сокращенно — Мазаньелло.[3]

Имена Томмазо и Аньелло ему дали при крещении, а д’Амальфи было его родовым именем.

Он был невысок, худощав и, хотя с некоторых пор взгляд его приобрел сумрачное выражение, недурен собой, держался непринужденно, а недостаток силы возмещал ловкостью; он обладал умом, храбростью и необычайным здравомыслием; высоко ценя справедливость и доброту, он непримиримо относился к несправедливостям и обидам и был беден до последней крайности.

Обычно он полунагим стоял подле торговца рыбой на Меркато Веккьо и снабжал бумажными кульками тех, кто покупал мелкую рыбешку.

Делало же его мрачным и придавало его взгляду угрожающее выражение, ставшее с недавних пор заметным у него, то, что, если прежде, хотя и не будучи богатым, он жил в относительном достатке, все изменилось к худшему, после того как жену его арестовали за контрабанду мукой и приговорили к multa, a multa, то есть штраф, оказался настолько велик, что им пришлось продать все вплоть до собственной кровати, вплоть до детской колыбели.

Несчастная семья спала на соломе, и каждый вечер, возвращаясь домой и видя свою нищету, Мазаньелло клялся, что рано или поздно отомстит тем, кто довел его до такого бедственного положения.

Как-то раз, испытывая потребность помолиться, он в одиночестве вошел в церковь, преклонил колена перед алтарем и опустил голову на ладони.

То была церковь Санта Мария дель Кармине.

Глубоко погруженный в молитву, он вдруг ощутил, что на плечо ему легла чья-то ладонь; он поднял голову и узнал знаменитого бандита, за совершенное им убийство приговоренного к смерти и, в силу права убежища, обретшего укрытие в церкви Санта Мария дель Кармине. Бандита звали Перроне.

Подле него стоял его сообщник.

— Что с тобой? — при виде мрачного взгляда, который Мазаньелло устремил на него, поинтересовался Перроне.

— А то, — ответил Мазаньелло, — что мне предстоит либо освободить Неаполь, либо окончить жизнь на виселице.

Бандиты рассмеялись.

— Смеетесь, трусы! — воскликнул Мазаньелло, вскакивая на ноги. — Да если бы мне удалось отыскать всего лишь двух или трех человек, на которых я мог бы положиться, то, клянусь Богом, скоро все бы узнали, что я собой представляю и что способен сделать!

Бандиты переглянулись между собой. Терять им было нечего, и их положение не могло стать еще хуже.

— Что ж, Мазаньелло, — сказали они, — ты нашел тех, кто тебе нужен.

И они протянули ему руки.

Чистая рука сошлась в пожатии с руками, замаранными кровью, и у подножия алтаря, перед ликом Божьим, два бандита и нищий лаццароне дали клятву освободить Неаполь.

С этого часа Мазаньелло думал лишь о том, как поскорее осуществить свой замысел.

Вместо того чтобы, как прежде, стоять на привычном месте возле торговца рыбой и, как обычно, снабжать покупателей бумажными кульками, он начал обходить все рынки Неаполя, от моста Магдалины до Мерджеллины, шепча на ухо всем торговцам фруктами:

— Никаких таможен! Долой налоги!

Те торговцы фруктами, что знали его, говорили:

— Глянь-ка, да это же Мазаньелло!

Ну а те, кто видел его впервые, спрашивали, кто он такой, и узнавали его имя.

В итоге уже через неделю имя его было у всех на устах.

Тем временем приближался праздник в честь Мадонны дель Кармине, который отмечается в первых числах июля.

Празднику предшествовали потешные народные состязания, известные со времен средневековья, а то и античности.

Одно из них заключалось в том, чтобы захватить построенную для потехи деревянную крепость и разрушить ее.

Крепость оборонял гарнизон.

Солдат, составлявших этот гарнизон, называли аларби; одежда на них отдаленно напоминала ту, какую носят турки.

Их противники облачались в матросскую одежду, а поскольку те и другие были лаццарони, сражались они босыми.

Оба отряда, общей численностью около шестисот бойцов, состояли из молодых людей в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет.

Мазаньелло не составило особого труда сделаться командиром матросского отряда.

Оружием в том и другом отряде служили палки.

Монах-кармелит по имени Савино — несомненно, по наущению Перроне, которому, как уже было сказано, кармелитский монастырь предоставил убежище, — снабдил Мазаньелло десятью скудо, благодаря чему тот смог обзавестись крепкими палками для себя и своих бойцов.

Между тем Мазаньелло продолжал ходить по городу, нашептывая в уши не только фруктовщикам, но и всем прочим торговцам призыв, сделавшийся чем-то вроде пароля: «Долой налоги! Никаких таможен!», так что популярность Мазаньелло росла день ото дня.

Каждое воскресенье предводители бойцов проводили учения своих войск.