Небеса с молотка. В погоне за ближним космосом

Большинство современных ракет летает на двухкомпонентном жидком топливе, чаще всего на смеси керосина и жидкого кислорода (LOX[104]). На старте керосин поджигается, а далее интенсивность горения и тяга ракетного двигателя регулируются подачей кислорода, который ракете приходится в жидком виде волочь в космос на себе, поскольку там его нет. Оборотная сторона медали – крайняя взрывоопасность компонентов, угрожающих разнести всё в труху при выходе за пределы правильных режимов хранения, заправки или подачи топлива в камеру ракетного двигателя. Ракетные компании вынуждены изрядно тратиться на специальное оборудование для всех технологических операций с двумя этими топливными компонентами. Заправлять ими ракету можно лишь непосредственно перед запуском. Если что-то пошло не так, керосин и LOX приходится из баков ракеты со всеми предосторожностями сливать обратно, прежде чем подпускать к ней кого бы то ни было. Всё это обходится дорого и по времени, и по деньгам.

Лицевая же сторона медали в том, что двухкомпонентное жидкое топливо – и в этом его первейшее и главное достоинство – обеспечивает на порядок более высокую мощность, или «тягу», выражаясь языком аэрокосмических инженеров, нежели твердое. Плюс к тому подача горючего и окислителя в камеру ракетного двигателя регулируется. То есть, в отличие от твердотопливного двигателя, который работает на полной тяге от начала и до конца, тягу ЖРД можно по мере надобности увеличивать или уменьшать, а если что-то пошло не так, то и заглушить его, перекрыв одним нажатием кнопки на компьютере подачу топлива.

DARPA и компания, заказав Rocket Lab разработку VLM, хотели получить на выходе нечто сочетающее в себе плюсы твердых и жидких видов ракетного топлива. Из самого названия «высоковязкое жидкое» явствует, что Rocket Lab предлагалось произвести крайне густую, но текучую субстанцию, подачу которой в камеру сгорания двигателя можно контролировать. При пуске оно пребывает в квазитвердом состоянии, а затем разжижается вследствие скачкообразного роста температуры. По физико-химическим свойствам VLM на порядки стабильнее компонентов жидкого топлива, не будучи особо летучим и взрывоопасным, а напоминая по плотности и консистенции твердое топливо. Наконец, сочетание в составе VLM горючего и окислителя несет в себе дополнительный огромный плюс, избавляя инженеров-конструкторов от необходимости ломать голову над системами смешивания двух химических компонентов при их нагнетании под давлением в камеру ракетного двигателя.

Военные контракты принесли Беку деньги, позволяющие нанять побольше людей. Он дал объявления, и вскоре в офисе Rocket Lab в здании IRL стало тесновато из-за появления в штате компании нескольких молодых инженеров. Заключенные с военными сделки имели, однако, и свои издержки, в том числе одну весьма серьезную.

После запуска Ātea-1 знающий толк в маркетинге Марк Рокет рассчитывал на очередь из компаний-рекламодателей, желающих разместить свои логотипы на борту их ракеты при последующих запусках. Rocket Lab оставалось лишь клепать Ātea-2, Ātea-3 и т. д. и запускать их одна за другой, отправляя в космос урны с прахом на бортах с рекламой энергетиков, и оприходовать выручку к радости всех, включая родню посмертно удостоенных сертификатов космолетчика. Ничему из этого, однако, свершиться не было суждено. «Корпоративный рынок в Новой Зеландии оказался куда медлительнее, чем я думал, по части поддержки Rocket Lab, – признался Рокет. – Это разочаровывало, и генерировать приток выручки оказалось не так просто, как я надеялся».

Бек коммерческие трудности Rocket Lab успел ощутить на себе сполна. Целый год после успешного запуска Ātea-1 и до получения первых денег от военных он вынужден был перебиваться случайными заработками ради элементарного выживания. Ему хотелось посвящать всё свое время строительству ракет, а приходилось вместо этого браться то за дефектоскопию углепластиковых корпусов яхт, то за переборку двигателей и коробок передач в гараже какой-нибудь компании, дабы заработать хоть что-то. Чтобы двигать дальше свою ракетную программу, Бек был вынужден лазить по пунктам сбора металлолома и свалкам в поисках подходящих трубок и железок. «Все в Новой Зеландии почитали меня за ненормального, а то, что я делаю, – за придурь, – рассказывал он. – Я тогда ночами не спал, а ломал голову, как мне выплачивать людям зарплату». Дошло до того, что Бек взял второй и последний возможный кредит под залог своего дома. «Я поставил нашу семью в сложнейшую финансовую ситуацию, – говорит он. – Если бы всё пошло плохо, моей семье пришлось бы хуже некуда. Моя жена и сама невероятный инженер, но она согласилась оставить работу и сидеть дома с детьми. Она много от чего отказалась и много с чем смирилась ради того, чтобы я имел возможность гнаться за своей мечтой. Но тут ты либо веришь в то, что она сбудется, либо нет. Иначе никак»[105].