Является ли решением некое возвращение к Коммуне с ее видением и практикой прямой демократии? Должны ли мы противостоять «фальшивой» толпе, ворвавшейся в Капитолий, и «подлинной» толпе желтых жилетов? Возможно, современная политика «постправды» является концом всей идеи истинной и подлинной народной воли, обычно манипулируемой и искажаемой, но к адекватному представлению которой мы должны стремиться. Победить популизм Трампа не помогут утверждения о том, что Трамп на самом деле не стоит за народом и что реальной воле народа должно быть позволено выражаться вне этого популизма. Сам факт того, что волей людей можно «манипулировать» столь эффективно, свидетельствует о ее фантазматическом характере. Таким образом, по Гегелю, критика представительства должна обратиться в критику того, что представительство должно представлять. Чтобы понять это, мы должны провести параллель не между Коммуной и сегодняшней ситуацией, а между сегодняшним днем и Французской революцией 1848 года. Вспомните знаменитое описание Марксом политического положения крестьян как класса из его работ о революции 1848 года:
Разве не то же самое произошло в Египте, когда в период «арабской весны» протестующие, требовавшие адекватного политического представительства, свергли режим Мубарака и привели страну к демократии? Но при демократии в выборах приняли участие и пришли к власти непредставленные ранее «Братья-мусульмане», а участники народных протестов – в основном образованная молодежь среднего класса – со своей освободительной повесткой оказались маргинализированы. Сегодня проблема представительства обостряется и в развитых западных странах. Целые слои не представляют себя – они даже активно отказываются быть представленными, поскольку считают фальшивкой саму форму представительства, – и когда они мобилизуются, это происходит под знаменем популистского лидера. Возможно, это одно из кратких определений популизма: движение тех, кто не доверяет политическому представительству. Слова Маркса о протестах французских крестьян 1848 года идеально соответствуют штурму Капитолия: «Символ, выразивший их вступление в революционное движение, неуклюже-лукавый, плутовато-наивный, несуразно-возвышенный, расчетливое суеверие, патетический фарс, гениально-нелепый анахронизм, озорная шутка всемирной истории, непонятный иероглиф для цивилизованного ума, – этот символ явно носил печать того класса, который является представителем варварства внутри цивилизации»161
. Участвовавшие в нем «революционеры» были неуклюже-лукавы (думая, что они обманывают кого-то своей риторикой), плутовато-наивны (следуя за Трампом как за воплощением народной свободы) и несуразно-возвышенны (вспоминая великую традицию: предательство отцов-основателей администрацией США). Они действовали, руководствуясь расчетливым суеверием (в действительности не веря в свои теории заговора, на которые они опирались), демонстрировали патетический фарс (имитируя революционный пыл) и представляли собой гениально-нелепый анахронизм (защищая старые американские ценности свободы)… Таким образом, они и правда были «непонятным иероглифом»: взрывом варварства, направленным против Просвещения и обнажившим скрытые противоречия нашей цивилизации.