Небесная черная метка

Наутро главный врач клиники взялся самолично разобраться, что за оборотень так досаждает завхозу. Вежливо поздоровался с Ларисой, приостановился, озабоченно спросил:

— У вас все в порядке? — и пояснил вопрос в ответ на ее быстрый недоуменный взгляд: — В плане работы.

— Сейчас закончу мыть, и все тут будет в полном порядке, — отчеканила Лариса и улыбнулась.

— Ивану Львовичу мерещатся оборотни со швабрами. Что на это скажете?

— У нас же не психиатрическая клиника… мы что, в психушку будем перепрофилироваться?

— С чего вы взяли?

— Есть подозрения, что в управляющей верхушке у кого-то скоро совсем свихнется голова.

— С чего это вдруг?

— От переизбытка чего-то одного. У одного — от алкоголя, у другого — от денег, у третьего — от работы, что взвалил на себя.

— Интересно рассуждаете! Кстати, веселое шоу вы вчера устроили с машиной завхоза. Надо же додуматься: прикрепить презерватив к выхлопной трубе! Может быть, вы на самом деле рекламный агент какой-нибудь фармацевтической фирмы, производящей эти резиновые изделия?

Лариса выпрямилась, взглянула прямо в глаза Игорю Михайловичу и, продолжая улыбаться, простодушно сказала:

— Нет. Это акция возмездия. Я опоздала на работу совсем на немного, если разобраться — по уважительной причине. А он лишил премии и нахамил еще.

— Некорректность с подчиненными и сотрудниками также наказуема, — нахмурившись, промолвил Игорь Михайлович, разглядывая девушку.

«Какая она хрупкая и тщедушная, — снова подивился он и перевел глаза на ее маленькие оттопыренные сосочки под тонкой футболкой. — Как несформировавшаяся до конца девочка-подросток. А ведь ей, вроде бы, около тридцати».

— Если вас интересует марка презика, я могу узнать у Томы, — прервала его размышления Лариса. — Это ее резинка.

— Почему не ваша? — глупо спросил он.

— У меня нет мужчины. Да и был бы — мне не нравиться с презервативом.

— Да, предметный и содержательный разговор у нас получается, — опешил он. — Вы что, всем рассказываете интимные подробности своей жизни?

— Нет, не всем. Мне стыдиться, впрочем, нечего… у вас в кабинете помыть?

— Помойте, только после обеда, пожалуйста.

— Хорошо, — сказала Лариса и улыбнулась. — Так узнать марку презика?

— Мне это также не нужно. Но женщина у меня есть.

— Жена? — с плутоватой улыбочкой осторожно и вкрадчиво выспрашивала Лариса.

— Ну, разумеется, — Игорь Михайлович продолжал удивляться и себе, и ей, и крепко ругнул себя, что втянулся в глупый разговор с подчиненной.

— Жена не считается! — решительно резюмировала Лариса и продолжила сосредоточенно мыть пол.

— Что значит: не считается?

— А то и значит, — Лариса выпрямилась и посмотрела глаза в глаза.

Игорь Михайлович ощутил непонятное волнение: холодок ли, пробежавшийся по телу, легкое оцепенение, притормаживающее обычный ход мышления… в конце коридора раздался резкий металлический звук, резанувший по ушам. Игорь Михайлович и Лариса быстро обернулись. Виновницей была Тома, закончившая уборку, и выронившая ведра при виде начальства. Главврача побаивались как-то иначе, без животного страха. Он был немногословен, говорил всегда по делу, не спорил, не ругался. Он был словно представителем и обитателем непонятных высших сфер, у которого хранятся ключи от всего того, что у них есть лишь в скромном варианте, в зачатке.

— Пойду, помогу Томе. Она сегодня, как вареная. Не высыпается.

Игорь Михайлович пожал плечами — дескать, вам решать: помогать или нет. И зашагал в сторону ординаторской. «Эмоционально эта девушка, похоже, очень развита, — подумал он, — кто ж ее так развил? Новая загадка!»

Сколько же тут загадок и загвоздок… недоразумений! Как конкретно в этих стенах обустроить цивилизованное сообщество производителей и потребителей, объединенных общей идеей соблюсти непреложные нравственные законы и обогащать друг друга великой радостью жить, понимать, чувствовать? Не вдаваться в отвлеченные размышления, а реализовать эту идею здесь и сейчас?..