Небесная голубизна ангельских одежд

Переговоры о выставке русских икон в Париже велись еще до того, как открылся первый показ в Берлине. Вначале планировалось, что иконы приедут в Париж из Германии во второй половине мая 1929 года и будут показаны во французской столице в июне-июле. Организацией выставки в Париже занимался Сергей Васильевич Чехонин[828], график, художник театра и деятель прикладного искусства, в недавнем прошлом – художественный руководитель Государственного фарфорового завода в Ленинграде. Еще в начале 1928 года по рекомендации Луначарского Чехонин уехал в Париж для подготовки выставки советского фарфора и навсегда остался за границей. В феврале 1929 года из советского торгпредства во Франции сообщали, что через некоего профессора Чехонин вел переговоры с Лувром, но там, ссылаясь на отсутствие свободных помещений, ему отказали[829].

Попытки договориться с другими музеями также ни к чему не привели. Не имея твердых договоренностей о выставочном помещении, нельзя было сформировать французский национальный комитет выставки, хотя, по сообщению Чехонина, «несколько французских профессоров дали свое согласие на участие»[830]. Отчаявшись, советское торгпредство в Париже для показа икон решило нанять частное помещение. Однако последовал категорический запрет от Гинзбурга из Москвы: «Ни в коем случае нельзя согласиться устроить выставку в Париже в частном помещении. Экспонаты выставки оцениваются очень высоко и при определенном отношении со стороны белогвардейских кругов к этой выставке нельзя ни в коем случае идти на какой бы то ни было риск»[831]. Кроме того, выставка в частном музее обошлась бы намного дороже.

В марте 1929 года Чехонин через торгпредство сообщал, что «один из директоров Лувра», некто Айзенман, «предложил устроить выставку в Институте истории Древнего искусства». Однако здание для института не было готово. Айзенман якобы вел переговоры о том, чтобы приурочить советскую иконную выставку в Париже к открытию института. В этом случае присутствие официальных французских властей было бы обеспечено. В заключение письма из торгпредства, однако, сообщали, что сомневаются, «согласятся ли французские власти придать такой торжественный характер нашей выставке»[832].

Не желая терять сезон 1929 года, советское торгпредство в Париже тогда же в марте вновь предложило провести выставку в частном помещении. На этот раз речь шла о галерее, «принадлежавшей жене депутата парламента». Прекрасное помещение, одна из лучших галерей Парижа и расположена в центре города, уверяли из торгпредства Москву. Владелица издавала собственный журнал «Ренессанс артистик», имела связи в политических кругах[833]. Это, по мнению работников торгпредства, обеспечило бы выставке поддержку политических деятелей и «обезопасило бы от белогвардейских выступлений». Однако и этот план не осуществился: то ли Москва вновь запретила, то ли владелица галереи отказала. Второе более вероятно, так как из заключительной части письма следовало, что никаких твердых договоренностей не достигнуто, торгпредство только «зондировало вопрос о возможности предоставления вышеупомянутого помещения» и что не было «пока никакой уверенности, что его удастся получить в срок»[834].

Помещение не удалось найти ни в 1929, ни в 1930 году. Вместо Парижа из Германии выставка осенью поехала в Вену, а в ноябре открылась в Лондоне. Отсутствие помещения, видимо, служило французам лишь благовидным предлогом для отказа. История лондонской выставки свидетельствует о том, что директор Музея Виктории и Альберта был готов отложить ремонтные работы и потеснить экспозиции в своем музее, лишь бы только показать древнерусское искусство в своих стенах. Видимо, подобной заинтересованности в Париже не было или же боязнь массовых протестов эмигрантов из России, которыми изобиловал Париж, оказалась сильнее. Именно по этой причине «Антиквариат» отказался от проведения аукционов во французской столице[835]. Задержавшиеся в Лондоне иконы в апреле 1930 года отправились не в Париж, а в Новый Свет, в США[836].

На рубеже 1920–1930‐х годов для сталинского руководства при принятии решений о продаже музейных шедевров решающее значение имели нужды индустриализации и острота валютного кризиса. Не случайно собственные иконы «Антиквариата», предназначенные на продажу, не считая шести копий, появились не на первых, германском и австрийском, показах, а только начиная с Лондона. Ни во время нахождения выставки в Германии в феврале – мае, ни во время ее проведения в Австрии в сентябре – октябре 1929 года острейшей необходимости продавать экспонаты не было. А вот выставка в Лондоне открылась 18 ноября 1929 года, спустя примерно месяц после биржевого краха в Нью-Йорке, с которого начались мировой кризис и затяжная депрессия. Крах Нью-Йоркской биржи стал и крахом надежд советского руководства оплатить индустриализацию за счет экспорта сырья и продовольствия, мировые цены на которые резко упали.