Небесная канцелярия

Меня прозвали Харальд Безродный, Харальд Нищий. Меня презирали все, и даже бродячие псы брезговали меня облаять. Жестокие дети швыряли в меня тухлятиной, а торговки хохотали надо мной. Помои стали моей пищей и питьём, булыжники мостовой – моей постелью. Во что превратился я, и был ли я кем-то, кто достоин жить?

Ночами и днями я молил о прощении и спасении богов, которых не знал, раскаивался в грехах своих, рвал одежды свои и однажды меня услышали…

Я брёл по городу, по тесным улицам, залитым помоями и грязью. Вдруг я услышал, как на главной площади кто-то выкрикивает слова: «Отпущение грехов!» Я бросился на этот голос и увидел монаха в рясе. Он потрясал жёлтыми свитками и обещал, что с каждого, кто купит сей свиток, будут сняты все грехи, и дан будет пропуск в жизнь вечную. Назывался свиток этот – индульгенция. Я отдал монаху последнее, что у меня было, что осталось от прошлой жизни, что я бережно хранил, – бронзовый перстень с кабаньей головой. Я увидел, как жадно схватил монах этот перстень, служивший мне ключом в чертоги богов, и на миг мне захотелось забрать его, чтобы вернуться в свои лучшие дни. Но я взял свиток, вышел за ворота города, сел под дерево и стал читать.

Чем дольше читал я, тем яснее понимал, что это враньё. Но много ли надо отчаявшемуся? Больше мне ничего не оставалось, и я раз за разом читал бессмысленные слова, написанные в свитке. Однажды я прокусил себе палец и кровью написал на бумаге своё имя. Стояла жара, запах падали приносил душный ветер, и надо мной, привязанная к ветке дерева, раскачивалась верёвка – верно, городские мальчишки сделали себе качели.

Я прочёл индульгенцию в последний раз и расхохотался в небо. Безумец, на что рассчитывал?! Затем отшвырнул свиток и полез на дерево – это всё, что мне оставалось. Я недостоин был ни надежды, ни веры и решил совершить последний и, возможно, единственный по-настоящему смелый поступок. Я не просил более прощения, не чувствовал и не желал ничего. Зацепившись за ветку, смастерил я петлю из верёвки и накинул себе на шею.

– Ну всё, будет с тебя, – раздался голос снизу.

Харальд пошатнулся на ветке, схватился за верёвку и бросил взгляд вниз.

Под деревом стоял человек в странной серой одежде. На шее у него виднелся кусок ткани, завязанный на манер петли, золотые волосы были заплетены в аккуратную косу, перевязанную чёрной лентой. В одной руке он держал нечто похожее на кошель, но явно неудобной прямоугольной формы, в другой – индульгенцию. На глазах у него оказались два круглых стекла в роговом обрамлении. Сквозь эти стёкла он смотрел на свиток и, посмеиваясь, вполголоса читал написанное.

– Слезай-ка оттуда, – повторил незнакомец. – Давай-давай.

Говорил он мягко, даже добродушно, но что-то в его голосе заставило Харальда повиноваться. Он спрыгнул на землю, даже попытался оправить грязную хламиду, в которую был одет, пригладил длинные немытые волосы.

Странный незнакомец достал из своего кошеля белый лист, покрытый непонятными символами.

– Харальд Убийца, также известный как Харальд Живая Смерть, Харальд Безумный, Харальд Нищий? – поинтересовался он, глядя поверх стёкол.

– Да…

– От вас поступил запрос на утверждение раскаяния. Всё верно?

– Да.

Незнакомец сложил и убрал лист. И только тут Харальд вдруг заметил за его спиной золотые крылья, сквозь которые пробивались солнечные лучи. Ещё он понял, что удушающая жара отступила, стало прохладнее, и не падалью больше пахло, а пихтой и ладаном.

– Ты ангел? – прошептал Харальд. – Вестник, о которых говорят монахи на площадях…

А потом упал на колени и коснулся лбом земли.

– Прекращай, – строго велел ангел. – Не люблю я этого. Вставай, заканчивай своё средневековье.

Харальд вскинул голову, но с колен не поднялся.

– Прими же моё покаяние в грехах, всем сердцем взываю к тебе, о, великий…

– Так не пойдёт, – решительно прервал ангел. – Во-первых, изволь обращаться ко мне по имени-отчеству и на «вы». Меня зовут Христиан Сергеевич. Во-вторых, если ты думаешь, что это так легко – раскаяться, и всё, то сильно заблуждаешься.

– Но я купил индульгенцию.

– Можешь ею… кхм, выбросить можешь подальше. Я ознакомился со списком твоих грехов. Что сказать, очень солидно. За такое веков десять в чистилище надо провести, а дальше уже определят, куда тебя отправить. Но я бы на твоём месте сильно не рассчитывал на снисхождение. Кругов пять ада тебе гарантировано.

– Что же мне делать, о, вел… Христиан Сергеевич?

– Есть у меня к тебе предложение. У нас сейчас идёт серьёзная реорганизация, и я подыскиваю себе секретаря. Работа в офисе муторная, нудная и ответственная. Должностную инструкцию соблюдать неукоснительно. График строжайший, с девяти до шести, с перерывом на обед. Никаких опозданий и отпрашиваний. Дресс-код. Кофе за счёт организации. Навсегда забыть о свободе, сражениях, приключениях, убийствах и так далее. За недобросовестное исполнение обязанностей и серьёзные недочёты – сразу в чистилище. Всё строго. Поработаешь вот так, а там посмотрим, насколько чистосердечно твоё раскаяние.