Небесная Точка

Оуэн смотрел на неё. Он молчал, ему не нужно было ничего спрашивать, теперь он знал, что случилось. Он просто ждал, когда она скажет это.

— Но знаете что, Оуэн? Я всю жизнь прожила во лжи. Мои родители всю жизнь прожили во лжи. Они умерли в прошлом году — у мамы был рак, а папа умер ровно две недели спустя от разрыва сердца — они умерли, по-прежнему веря в ложь. Но я не знаю, где они теперь, потому что нет ни рая, ни Бога. Знаете, откуда я это узнала?

Венди налила немного вина из открытой бутылки в бокал и сделала несколько глотков.

— Потому что моя дочь сказала мне, — закончила она.

Оуэну не нужно было спрашивать, что Элисон сказала своей матери. Он знал, что лежит по другую сторону смерти — настоящей смерти, той, которая превращает твоё тело в прах. Там не было ничего, кроме темноты. Там не было длинных тоннелей, освещённых отдалёнными огнями, там не было бесконечных залитых солнечным светом садов, где пели птицы и близкие люди из прошлого ждали твоего прихода, там не было даже ни единого облачка.

Там была только холодная темнота. И страх.

Элисон рассказала об этом своей матери, и у той не было иного выбора, кроме как поверить ей. И та ложь, которая помогала человечеству не сойти с ума, была разоблачена.

Венди не отказалась поговорить о несчастном случае с Элисон, потому что прошлое травмировало её. А будущее повергало её в ужас.

— Так что теперь вы знаете, — сказала она, одарив его неприятной, безрадостной улыбкой.

Надежда была тем, благодаря чему мир до сих пор существовал. Надежда на то, что однажды ты найдёшь кого-то, кого сможешь любить и кому сможешь доверять, надежда на то, что ты никогда не потеряешь этого человека; надежда на то, что твоя любимая команда выиграет кубок в этом году; надежда на то, что ты найдёшь работу своей мечты; надежда на то, что ты найдёшь деньги, чтобы выплатить кредит. Но в первую очередь — надежда на то, что однажды — что бы ты ни говорил себе все эти годы — ты обнаружишь, что жизнь действительно продолжается и после смерти.

— Спасения нет, — сказала Венди Оуэну. — Есть только то, что есть. Не то чтобы я против. Знаете, я в самом деле научилась больше ценить жизнь. Каждый день ценен, его невозможно вернуть.

— Нет ничего плохого в том, чтобы так смотреть на жизнь, — ответил Оуэн. — Проблема с Богом в том, что люди думают, что у них будет ещё один шанс. А его не будет.

Венди отпила немного из своего бокала.

— Если это всё, что мы можем получить, нужно максимально использовать свои возможности? Определённо. Где ваш бокал?

— О, я где-то его оставил.

— Возьмите другой. Пока вы можете, — и она стала наливать вино в другой бокал.

Оуэн надеялся, что она не захочет произнести тост за то, чтобы жить сегодняшним днём, или что-нибудь в таком духе.

Она не сделала этого. Но, когда она отставила бутылку в сторону, её взгляд вновь затуманился.

— Меня расстраивает то, что моя дочь видела, что её ожидает.

— Кажется, она неплохо с этим справляется. Она счастлива.

— Да.

Венди произнесла это так, словно это её немного пугало.

— Но это не случится с ней снова, — с тихим вызовом добавила она. — Ещё много, много лет.

Она сунула Оуэну в руку бокал с вином и ушла в комнату. Он посмотрел на свой напиток и ощутил сильное желание швырнуть бокал. Венди Ллойд была права, её дочь видела то, что её ожидает, то, что ожидает всех присутствующих в этой комнате — возможно, однажды даже его.

Оуэн содрогнулся. На протяжении многих недель он не чувствовал ни холода, ни тепла. Температура, как и боль, теперь ничего для него не значила. Он почти забыл, каково это. В последний раз на его памяти он ощущал холод в смертельной темноте, перед тем, как Джек вытащил его оттуда с помощью воскрешающей перчатки. Там было ужасно холодно, и он снова почувствовал это. Лишь на мгновение.

И Оуэн вспомнил, что есть вещи похуже того, чтобы быть немёртвым.

Он нашёл взглядом Тошико на другом конце комнаты. Она беседовала с какой-то семейной парой, с которой Оуэн не был знаком. Ему показалось, что обоим было за тридцать, они оба были невысокими и толстыми и нарядились так, словно их пригласили на гавайскую вечеринку; они были похожи на пляжные мячи на ножках. Тошико смеялась вместе с ними. И он задумался, слышал ли он когда-нибудь её смех — такой, как сейчас. Нет, вряд ли. Не то чтобы в Хабе Торчвуда никто не смеялся — Джек часто любил отпускать шуточки, и Йанто не отставал от него, а Гвен знала больше грязных шуток, чем какой-нибудь мужик-спортсмен, но Тошико обычно только улыбалась и вновь принималась за работу. Теперь в ней что-то изменилось. Может быть, шпитцер сделал своё дело. А может быть, она просто была более расслабленной.

Оуэн обвёл взглядом комнату. Пока он разговаривал с Венди, пришли новые гости, и теперь в квартире было больше двадцати человек. Никто из них не казался подходящим кандидатом на роль проходящего сквозь стены оборотня. Возможно, во всём была виновата непринуждённая обстановка. Оуэну определённо нравилось, как это повлияло на Тошико.