– Верно, – соглашается генерал Се. – Господин Юэ Ту, – его голос сочиться вежливостью, хотя во всем облике почтения ни на цунь[17]
, – может ли этот недостойный попросить вас позаботиться о Ее Высочестве?Юэ Ту, который продолжает вливать жизненные силы в Маогуя, оборачивается и прожигает мужчину злым взглядом алых глаз.
– Это не ради спокойствия Трех Миров, – продолжает генерал Се. – Мне, как и вам, нет до него дела. Просто спасите ее!
– Генерал прав, вам здесь делать нечего. Забирайте раненых и Сюли и возвращайтесь в поместье. Его щит им не пробить, – вклинивается в разговор Фэн Лэйшэн и раздает распоряжения.
Генерал Се осторожно опускает Святую Деву рядом с Маогуем, а я, встав на колени, тычу дрожащим пальцем в Фэн Лэйшэна и бешусь:
– Какое ты имеешь право отсылать меня?!
– Ты пострадала, – чеканит он, давая понять, что спорить со мной не намерен. – Твой прислужник пострадал. Вы – обуза, а не помощники.
– Ты!.. Ты!.. – задыхаюсь я.
– Он прав, сестренка, – влезает в беседу Юэ Ту, а затем снова разрастается, ведет над нами бело-красным рукавом ханьфу, и мир второй раз меняет очертания.
Мы оказываемся в комнате, судя по всему, в поместье Фэн Лэйшэна. Вокруг – притихшие и онемевшие служанки. Они, наверное, не привыкли к тому, что люди, а уж тем более нелюди, появляются прямо из воздуха.
– Чего застыли? – гаркает на них Заяц, и девушки от этого окрика трепещут, как листы на ветру. – Не видите – они ранены! Быстро устроили всех!
Мой взор то гаснет, то вновь становится ясным, и я могу видеть, как прислуга мечется в суете. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не появилась Янь Мин. За последнее время девушка повзрослела и посерьезнела. Она и раньше числилась здесь главной, но теперь другие служанки слушаются ее едва ли не с благоговейным трепетом.
– Скорее несите сюда чуан из соседней комнаты, – распоряжается она. – А вы, – поворачивается к оставшимся, – разворачивайте циновки.
Меня укладывают на кровать как хозяйку, на циновке рядом устраивают Маогуя, потому что он должен быть неподалеку, мы же связаны. Чуан достается принцессе. Янь Мин обхаживает ее с особым почтением, пожалуй даже с большим, чем меня. Но я не ревную, мне вообще сейчас не до ревности – меня буквально раздирает на части, на множество крошечных Ю.
– Сестрица, поддашь огоньку? – обращается ко мне Юэ Ту, который прямо на мой туалетный столик взгромоздил изящный пузатый котел-жаровню.
Приподнимаюсь, отплевывая кровь, и бью огненной вспышкой прямо в круглое пузо этого приспособления. Пламя занимается с довольным ревом. А дальше все теряется и тонет в гуле команд, которые раздает Юэ Ту. Он занят привычным делом: создает пилюли, варит эликсиры. Девушки снуют туда-сюда, принося нужные ингредиенты, и те немедленно исчезают в прожорливом зеве котла.
Когда я смотрю на Лунного Зайца, понимаю, почему он лучший во всех мирах. Действительно непревзойденный! Сейчас его белые волосы повязаны красной косынкой, чтобы не лезли в глаза и не дай бог не испортили ценные лекарства. Сам маленький лекарь собран и строг, от него веет первозданной мощью. Необъяснимой и необоримой. Что плохо вяжется с внешней хрупкостью и худобой детского тельца. Но насмехаться над ним или ставить под сомнения его способности не решается никто, а если бы и решился, злобный взгляд алых глаз быстро бы остудил пыл глупца.
К счастью, таких нет, поэтому спустя одну палочку[18]
Юэ Ту наливает в фарфоровую чашку коричневатую жижу.– Давайте отвар принцессе. Три ложки, больше не надо. Это общеукрепляющее. Она подверглась воздействию темной ци низвергнутого, но ее собственный внутренний свет справляется. Нужно только слегка поддержать организм.
Янь Мин кивает и бережно принимает из его рук снадобье. Она просит остальных служанок помочь усадить Святую Деву и легонько встряхивает ее за плечо:
– Ваше Высочество! Ваше Высочество!
Однако, как я могу наблюдать, когда зрение более-менее фокусируется и реальность не скачет перед глазами, как спятивший гуй, их белокурая подопечная никак не реагирует.
– Постой! – подбегает к ним Юэ Ту. – Давай попробуем вот так. – Он достает из цянькуня граненый пузырек, подносит к носу принцессы и водит над ним рукой, будто гонит что-то прямо ей в нос.
Срабатывает – Святая Дева громко и совершенно неприлично чихает, а затем открывает глаза. Смотрит на Юэ Ту, даже боясь моргнуть. Ну еще бы: будь у нее сын, он, наверное, выглядел бы так же. Только вот Лунный Заяц старше ее на пару сотен тысячелетий.
– Выпейте это, Ваше Высочество. – Янь Мин дует на жидкость в широкой керамической ложке. – Вот так… И еще. – Принцесса морщится, но подчиняется. – И последнюю. Хорошо.
Моим глазам предстала не гордая Святая Дева и не принцесса, в чьих жилах течет благородная кровь, а просто Фа Юнсюэ – немного испуганная молодая девушка, которой пришлось очень рано повзрослеть.
– Благодарю вас, – произносит она наконец с легким поклоном. Ее нежный голос еще звучит хрипло, но все равно прекрасен, как звуки сюня[19]
. Как та чарующая мелодия, что покорила меня – кажется, жизнь назад – в бамбуковой роще.