Небесное чудовище

Двое игроков переглянулись – сегодня у них снова ничья. Ни один из братьев никак не мог выиграть у другого. Хоть Владыка Ночи и родился на одну минуту раньше Владыки Дня, младший никогда и ни в чем не уступал ему – ни в силе, ни в красоте. И расположение богини ни один из них не желал уступать другому, а значит…

– Надо идти, – вместе проговорили братья.

Идеальную чистоту Высшего Неба прочертили две светящиеся линии: белая и черная. Определенно, ни один из братьев не собирался уступать другому право получить ее первый – после пробуждения – взгляд.

Смотрю на это будто бы сверху, словно подглядываю за чьей-то историей. Чьей-то – не моей. Странно, но я не чувствую себя ею – могущественной Дайюй Цзиньхуа, Богиней Чудовищ и Дочерью Хаоса. Ее бытие – всего лишь мой сон. Очень реалистичный, но сон. И главное место в нем занимает вовсе не она, а те двое лжецов! Владыки, значит, Дня и Ночи. Создатели той самой Двойной Печати, которая превратила древнее божество в хрупкую и беспомощную Жу Сюли.

Не прощу… Никогда не прощу! Ни тебя, Фэн Лэйшэн, Владыка Ночи, ни тебя, Бай Гаошан, дорогой Пепел, Владыка Дня. Вы оба познаете мою ненависть. Изопьете ее до конца!

Раскидываю руки и выпускаю Ее.

Она тоже клокочет гневом, пылает яростью, готовая стирать в пыль целые миры. Это наша с ней общая ненависть – неуемная, неутоленная, совершенная. Отпускаю Ее, даю волю.

Давай… Сожги тут все, уничтожь… Пришло время твоего пира.

И мое огненное «я» ревет и ликует, собираясь пожрать, утолить наконец свой монструозный голод…

Но полыхнуть как следует не успеваю – серебристая тень подлетает ко мне, и сильные руки прячут в надежный кокон объятий. Мужчина крепко прижимает меня к себе, будто желает впечатать в себя, уберечь, скрыть от всех.

– Прости… – даже не произносит, а выдыхает он. – Я не смог тебя защитить…

Я вижу, как пламя перебирается на его белоснежные одежды, лижет кончики пепельных волос. Но он продолжает обнимать меня, словно ничего не происходит.

– Кто сжег тебя?

– А если отвечу, что ты?

Теперь-то я точно знаю кто. Но он выжил. Он всегда выживает и возвращается, как наступает день после беспросветной ночи. И свет его столь ярок, что выбивает у меня слезы. Они бегут по щекам, и я не вытираю их.

– Уходи, Пепел. – Рвусь из его объятий. – Мне не нужны твои запоздалые извинения. Все, что было у тебя с Дайюй Цзиньхуа, меня не касается! Вы с Фэн Лэйшэном убили ее. Запечатали. Кинули в Котел Перерождений. Я больше не она!

– Да, ты не она, Огонек, – шепчет он, продолжая крепко, но нежно прижимать к себе. – Мне нужна именно ты. И прощения я прошу у тебя, а не у Дайюй Цзиньхуа. У нее бесполезно, она не умела прощать.

– Разве ты не понимаешь? – Всхлипываю, рвусь, но силы слишком неравны. – Ты же сгоришь сейчас, дурак!

Пепел усмехается, щелкает пальцами и гасит мое пламя. Вот так легко. Конечно, я ведь не Дайюй Цзиньхуа! Богини больше нет, а с чудовищем он справится. Как и Фэн Лэйшэн. Наверное, поэтому они и лишили меня сил – чтобы справляться.

Или…

Как там сказал темный предатель? Настало время ответов. Вот и я бы хотела получить свои.

– Пепел, – заглядываю в серо-серебряные глаза, в которых оседает гарь, – почему бы тебе просто не оставить меня?

– Ты знаешь почему, – невесело усмехается он. – Мы с братом были созданы, чтобы охранять тебя.

– Охранять? – Мне хочется расхохотаться прямо в его красивое и такое грустное лицо. – Контролировать! Называй вещи своими именами!

Я так зла на него, особенно за эту неуместную печаль. Будто ему и впрямь жаль. Будто он раскаивается. Не хочу верить ему. Ни одному из них! Больше не хочу!

Спасители не запечатывают спасаемых, не вонзают в их грудь магические кинжалы! К гуям такое спасение!

Не! Хо! Чу!

Но Пепел продолжает смотреть с тоской, а потом и вовсе подносит мою ладонь к губам, осторожно целует.

– Охранять или контролировать – нет разницы. Спокойствие Трех Миров всегда зависело от твоего спокойствия. А сейчас, когда печать снята и сила вновь пробуждается в тебе – особенно. Сотни лет прошли, пока Небесное Царство полностью оправилось от устроенного тобой пожара. Но порой кажется, гарь и копоть впитались в сами облака, и те почернели навсегда…

Взмахиваю свободной ладонью – одна все еще в плену его тонких пальцев.

– Избавь… – Меня всегда тошнило от пафоса. – Я поверила тебе. В ту ночь. Что единственная для тебя, что нужна.