Небесное чудовище

Пепел ловит меня мечущуюся – я наворачиваю уже который круг по террасе его дворца, – останавливает, берет за плечи и заглядывает в лицо.

– Я понимаю, в это трудно поверить, но Предначертание существует. И тогда, ввязавшись в войну, я очень хотел его переписать, ведь согласно этому самому Предначертанию тебя ждала смерть. Но кто мы перед замыслом Создателя? Это я понял потом, когда был вынужден зачитать и исполнить твой приговор.

Его слова горчат, в глазах – гарь войны, марающая безупречную белизну души.

– Делай со мной что хочешь, но я не верю! Не бывает сюжета, который нельзя переписать!

Бай Гаошан отпускает меня, подходит к парапету и опирается на него, устремляя взгляд вдаль. Наверняка размышляет о чем-то важном и не очень приятном для меня.

– Есть способ, – произносит наконец, по-прежнему не глядя в мою сторону.

– И? – тороплю его. Мне не нравится, когда начинают подбирать слова, вместо того чтобы сказать о самом важном напрямую.

– Для этого нужно стать соавтором Создателя.

– Это же замечательно! – Мне хочется кружиться и смеяться. Решение такое простое! Вот оно!

– Не очень, – вздыхает Пепел. – Старик – единоличник. Кроме того, нас, своих созданий, он не считает достойными.

– Вас, может быть, и нет, – продолжаю радоваться, – но меня-то он не создавал! Я родилась из Предвечного Хаоса, как и он сам. Я почти что его сестра.

Пепел вскидывает на меня свои бездонные глаза, в которых теперь навечно кружатся искорки того пожара.

– Ты права, – говорит он. – Это может сработать.

– Осталось найти старика!

– Его и искать не надо. Он любит находиться среди нас под личиной Вэньчана.

– Вэньчана? Этого бесполезного Божка Литературы?

– Бесполезного? – хмыкает Владыка Дня. – Сотни бедолаг из Мира Смертных, которые сдают императорский экзамен и взывают к нему, не согласятся с тобой.

– Неважно. – Взмахиваю, будто крылом, расшитым рукавом своего ханьфу. – Я должна встретиться с ним и ткнуть его носом в написанное. Пусть посмотрит, что натворил. И судьбу нашей троицы, и той самой принцессы с генералом, и бывшего Наследного Принца с его Розочкой… Он за всех должен ответить! Мы не герои его нелепых историй, мы – живые!

– Ага, – усмехается Пепел, – вот и попробуешь ему это объяснить.

– Вот и попробую. Идем!

Хватаю его за рукав и тащу за собой. Кажется, кое-кого надо поучить правильно сочинять истории. А в этом я мастак – столько перечитала и переслушала! Смертные куда более изощренными сочинителями будут. И я это докажу.

Дворец Вэньчана, в отличие от остальных строений Небесного Царства, не блещет роскошью, но лотосовый пруд здесь по-настоящему прекрасен. И изящный мостик рядом. И Деревья Феникса, круглый год покрытые ароматными алыми цветами. Меж ветвей одного из них покачивается плетеный гамак, а в нем возлежит… Творец Всего Сущего.

Спускаясь к смертным, боги нередко принимают иной облик. Одни – чтобы более величественно выглядеть на статуях в своих же храмах, другие… Наверное, просто повеселиться. Но именно желание Вэньчана изменить внешность мне понятнее всего. Смертные изображают его важным пожилым господином в чиновничьих одеждах. Такой одним своим видом внушает почет и благоговейный трепет. Но кто бы стал уважать молодого щеголя с внешностью типичного повесы, представшего сейчас нашему взору?

Вэньчан лежит в гамаке, правую ногу согнув в колене, а левую – свесив. Одна рука покоится на лбу, вторая – безвольно опущена на грудь. Ветер играет полами бледно-зеленого ханьфу, слишком тонкого и неприлично открытого для почтенного небожителя. Прическа спутана и небрежна. Кажется, волосы он собрал не изящной заколкой, а кистью для каллиграфии. Вокруг, будто снежные комья, валяются смятые бумаги.

Неподалеку за низеньким резным столиком из цельного зеленого нефрита сидят двое господ и тихо переругиваются, просматривая бамбуковые дощечки. Один из них сам напоминает драгоценный свиток – из тех, на которых любят писать свои указы императоры смертных, – дорогие многослойные одежды пестрят киноварью и позолотой. В таком наряде впору на троне восседать! Сам он невысокий, пухлый, розовощекий, очень важный. Его собеседник же – полная противоположность: длинный, тощий, смуглый едва ли не до черноты. Щеки ввалились, глаза горят, волосы дыбом и собраны в нелепый пучок, напоминающий сильно измочаленную кисть. Да и одежды на нем неприлично мало – будто только-только выбрался из постели и еще не успел ничего на себя накинуть.

Это вечные помощники Вэньчана: Чжуи, чье имя значит «красные одежды», и Куйсин, «первая звезда».

Наше появление заставляет обоих оторваться от бумажной работы и мгновенно возникнуть перед нами, закрывая путь к своему господину.

– Почтенные, – важно складывает маленькие пухлые ручки на выпирающем животе Чжуи, – вы зря явились. Господин никого не принимает.

И произносит это с таким достоинством, будто мы немедленно должны пасть ниц и начать истово кланяться.