Небесные тела

Посреди комнаты был расстелен большой красный ковер. Вдоль стены, плотно прижатые друг к другу, стояли три деревянных шкафа, у каждой свой. Мать сама рассчитывала размеры и давала плотнику указания, какой узор на них вырезать. Мечта Холи иметь шкаф с зеркальной дверцей так и осталась мечтой. Вместо этого мать распорядилась прибить овальное зеркальце в деревянной раме на стене напротив. И Холя была вынуждена стоя расчесываться и подкрашивать губы новой помадой, которую привезла из Маската Мийя. Интересно, как Нассер себя поведет, когда в их первую брачную ночь она распушит перед ним свои мягкие локоны? Асмаа уже начинала складывать свои книги в их с Мийей ящиках. Холя удивлялась: что занимательного находит сестра в этих брошюрах министерства наследия? Сама она могла читать только те книги, которые Асмаа с презрением отбрасывала: «Романы-однодневки!»

Ее подруга Нура увлеклась подобным чтивом, съездив в гости к родственникам в Маскат. Оттуда она привезла с собой несколько романов, чтобы подсадить на них и Холю. Истории волшебной любви среди лесов, полей, рек, утонченная красавица-героиня, сильный и бесстрашный герой-симпатяга. Перед сном Холя представляла себя с Нассером на далеком зеленом острове, по которому бродят дикие животные, а в небе парят райские птицы. Несколько месяцев она прятала его фото в одном из карманов одежды, развешанной в шкафу. Затем Нура напугала ее, что мать в один прекрасный день может обнаружить фотографию и что лучше места не найти, чем ствол старой пальмы у них на участке. Именно к этому дереву и совершала Холя паломничества все свое отрочество. Когда мать Нассера вышла на кухню за тарелкой с финиками, он взял Холю за руку и сказал: «Не выходи замуж за Абдель Рахмана! Я твой суженый. Я твой двоюродный брат, не он». Холя не забыла эти слова и не верила, что Нассер мог оказаться предателем. Два года, три, пять лет. Пусть так! Что, если обстоятельства мешают ему вернуться? Конечно, сейчас для него главное – получить образование, а письмо он Холе не может послать, потому что опасается гнева ее матери. Нет, он ее не забыл. Они сосватаны. Она будет ждать.

Когда он получил аттестат зрелости с высокими баллами и в честь этого события угощал всех соседей газированными напитками, она училась еще в младших классах. От радости у нее кружилась голова, она выпила три банки и подарила ему серебряную ручку, которую ей привезла из Маската Нура. Он поцеловал ручку у нее на глазах, и она зарделась от смущения. Он рассказал, что выиграл грант в Канаду, поэтому она должна готовиться к свадьбе летом, чтобы он взял ее с собой. Она расплакалась. Затем Холя написала ему длинное послание, пририсовав в конце красным карандашом сердце, пронзенное стрелой, но не нашла у себя фотографии, чтобы вместе с письмом вложить ее в конверт, как героиня романов. Тогда она поступила в точности как он: оторвала от школьного пропуска карточку, с которой удивленно глядела ученица шестого класса с длинными косичками и ожерельем из голубых бусин.

Холя, вздыхая, ворочалась на кроваво‐красном ковре. Слухи ходили разные: что он провалился на первых же экзаменах, что он занимался чем угодно, но не учебой, что он даже матери своей не звонил, что министерство отозвало его грант из-за неуспеваемости, что он уже не вернется. Пусть болтают что хотят! Нассер приедет. Приедет к ней. К красавице Холе, которая ждет его, бережет себя для него и ухаживает за собой ради него, скоро их свадьба.

У нее в шкафу спрятана копилка в форме домика. Никто не знает, что это его подарок на окончание первого класса. Она поклялась, что каждые сто песо, в нее положенные, будут потрачены только на приданое. Кто такой этот сын Иссы-мигранта, что дерзнул сделать ей предложение? Разве он не знает, что она уже обещана? Наглость! Вот так запросто! Как они только посмели явиться к ним в дом свататься, когда уже есть уговор с двоюродным братом? Аллах Всемогущий! Если семья будет настаивать на браке с Али, она покончит с собой!

Абдулла

В иллюминатор виднеется цепь огней, текущих от городов к морю извивающимися потоками, как паводок, но только совсем не похожий на тот, в котором захлебнулся Зейд.

Это случилось примерно за год до того, как я впервые увидел Мийю. С тех пор его распухший в воде труп неотступно преследует меня каждую ночь во сне. А последнее время, когда я возвращаюсь с вечеринок, на которые стал украдкой отлучаться из дома, чтобы послушать уд[12] Сувейда, он из ниоткуда выскакивает передо мной в темноте. Стоило мне увидеть Мийю, красивую, но печальную и бледную, сидевшую, сгорбившись, над швейной машинкой так, будто она обнимала дитя, Зейд перестал меня пугать. Ни на ночной дороге, ни во сне он больше не являлся мне.