Небесные тела

Меня охватывало ощущение легкости. Казалось, что я растворяюсь в мелодии уда, что вот-вот исчезну в луче света, идущем от бледного лица Мийи, что еще мгновение – и селевой поток подхватит и унесет ее швейную машинку, чтобы поставить меня на ее место. Я физически чувствую, как своими пальцами, такими же тонкими, как у музыканта Сувейда, с нежностью прикасающегося к своему инструменту, Мийя заново воссоздает меня из глины Творца.

Только бы отец меня не увидел!

Я думал, что он лег уже в постель, но по какой-то причине он не остался у себя в комнате после вечерней молитвы. Я вышел. Зарифа, как обычно, заперла за мной дверь. Перед тем как лечь спать, она должна была повернуть ключ в замке.

Однако по возвращении я обнаружил себя перед закрытой дверью. Я застыл в испуге, не зная, как быть. Неужели Зарифа забыла?! Или кто-то после нее подошел и запер дверь?

Моя растерянность была недолгой. Дверь неожиданно распахнулась. Из темноты на меня уставился отец.

«Сын Фаттум… Эх, сын Фаттум! Считаешь, взрослый? Ослушаться вздумал?! Эх, сын своей матери!»

Он долго орал, потом с ревом так вдарил мне в висок, что я потерял сознание, и оставил меня истекать кровью под дверью. А когда я очнулся, то услышал, как где-то навзрыд плакала Зарифа.

Я завопил было: «Я уже не мальчик! Имею право выходить вечером куда хочу! Как все!», но понял, что так ослаб, что голос мой едва слышен.

Не прошло и двадцати пяти лет, как я сам уже кричал с лестницы: «До сих пор гуляешь?! Ослушаться вздумал?!»

Салем вернулся в два часа ночи, и я принял его за пьяного. Я стал ругать его, но не узнал собственного голоса. Будто вместо меня исходил злобой кто-то другой. Мне показалось, что это идущий из темноты голос отца, который замахнулся, чтобы нанести мне удар в голову.

На следующее утро, когда я наматывал вокруг головы мусар и уже собирался выходить из дома, ко мне зашел Салем. Он был все в том же состоянии. Проговорив: «Я сожалею! Очень!», он покинул комнату.

Когда же я повторил Мийе: «А я тебе говорил, из твоего сына не будет толка!», она стала его оправдывать: только закончились экзамены, все его сверстники гуляют допоздна, он уже не мальчик.

Гадюка

Зарифа долбила кулаком со всей силы: «Выходи, Сангяр!» Он поспешил открыть дверь: «Сейчас, мам!»

В комнате она не хотела говорить. Они ходили сначала во дворе, потом вышли прогуляться по улочкам, которые едва освещались из тех домов, где горел свет.

– Это правда, Сангяр, что я слышала? Ты собрался уехать из страны и бросить нас?

– Да, это так. Если хочешь, поедешь со мной.

Она чуть не задушила его: «Сначала назвал ребенка каким попало именем, теперь сбежать решил!»

Он резким движением сбросил ее руки.

– Послушай, мать! Какая разница, какое имя девчонке дадим. Если б родился мальчик, я назвал бы его Мухаммедом, или Хилялем, или Абдуллой.

– Да ты что! – завизжала Зарифа. – Сулейман убьет тебя! Назвать ребенка таким же именем, именем господина?! С ума спятил! Ты с кем равняешься? Кто тебя воспитал? Кто наукам обучил? Кто женил?

– Послушай, Зарифа! – процедил он сквозь зубы. – Торговец Сулейман, да, воспитал меня, дал образование и женил, но ведь все это в его же личных корыстных интересах, чтобы я, жена моя, мои дети ему потом прислуживали. Что я буду делать, Зарифа, торговца Сулеймана касается в последнюю очередь! По закону мы свободные люди. Очнись, Зарифа! Все перевернулось, мир изменился, а ты все твердишь «господские дети, господские дети». Уже все образование получили и должности, только я, по-твоему, по-прежнему должен служить торговцу Сулейману?! Старик из ума выжил. Открой глаза, Зарифа! Мы свободны! Сегодня каждый сам себе господин, но не другому. Я свободен ехать куда захочу. И детей назову, его не спрошу. Если ты хочешь оставаться подле него, твое дело, оставайся…

Зарифа замахнулась, чтобы дать Сангяру пощечину, как бывало в детстве, когда он бедокурил, а остепенился он совсем недавно, – но он отпихнул ее. Она свалилась у стены, не в силах сдержать рыдания. На ее вопли подошла проходившая мимо Фатима. Увидев ее, Зарифа, будто у нее кто-то умер, обхватила Фатиму руками за плечи, приложила свой лоб к ее голове и затряслась, причитая:

– Пропал мой мальчик, Фатима! Оставил меня! Заговорил, как его отец, слово в слово, весь этот бред. И так же уедет, как тот. Свобода! Свобода! Сначала отец его извел меня этим словом. Не успела я оправиться, как Хабиб сбежал, теперь сын приходит с этими же словами «Свобода! Рабов больше нет!». А мне что надо? Просто чтоб сын был рядом. Ему эта змея нашептала бросить меня и уехать. Хочет добить меня. А куда ему ехать? Что он будет там делать? Кто кормить его будет, кто позаботится? Пропал сыночек мой, Фатима, нет больше его.

Фатима слушала Зарифу, заливаясь слезами.