И ведь все это уже однажды ей снилось. На самом деле, даже не однажды, а как минимум трижды. И не снилось даже, а пригрезилось. Приоткрылось в час испытаний, показав картину еще не случившегося будущего. Лиза видела тогда и туннель, заполненный клубящейся бурой мглой, и огромную кальдеру, на краю которой она однажды стояла. И, значит, есть шанс, что и покинутый город тоже лежит где-то за кромкой кратера в мертвой жаркой пустыне. Лежит, засыпанный мертвыми песками, и ждет ее, Лизы, возвращения, как ждут ее в великом долготерпении и те отлитые из металла фигуры, что стоят на золотом песке в глубинах озера, прозрачного, как оптическое стекло, и холодного, как арктические льды. Ей было очевидно сейчас в тишине чужой ночи, что между тем и этим, между ней самой и этим местом существует некая неочевидная, но несомненная связь. Но вот вопрос, отчего тогда молчит афаэр? Ведь все началось именно с него, с ключа, открывающего пути. Но, с другой стороны, Лиза и без афаэра оказалась способна чувствовать и видеть то, о чем никто кроме нее даже не подозревал. Так что же он такое, этот ее афаэр, позвавший Лизу однажды в самое сердце гибельной пустыни, позволивший себя там найти и отдавшийся Лизе в качестве то ли друга, то ли приза? Ключ? Условие? Знак власти?
Много вопросов и мало ответов. Но если быть честным перед самой собой и не принимать желаемое за действительное, Лиза ничего существенного про афаэр так и не узнала. А все, что узнала, имело как минимум два толкования, а то и больше. Гораздо больше. И выбрать единственно верную интерпретацию не представлялось пока возможным. Слишком мало фактов, слишком много впечатлений.
Лиза выбросила в пепельницу все еще дымящийся окурок, встала из кресла и подошла к панорамному окну. Повозившись пару секунд с замками, она освободила стопоры и открыла одну из створок, впуская в салон воздух лежащей за бортом терра инкогнита. Здесь — в этом неведомом мире — было довольно жарко даже теперь после захода солнца, но воздух при этом был чист и напоен странными, незнакомыми, но приятными ароматами. Сейчас запахи и звуки этой чужой земли проникли в каюту Лизы, даровав ей мгновение чуда, когда человек способен узнать — в смысле узнавания, а не познания — даже то, чего никогда прежде не встречал.
В дверь постучали.
«Что ж, сколько веревочке ни виться…»
Лиза оставила окно, без спешки, словно преодолевая собственное почти детское
— Только без нотаций! — мягко попросила она, попробовав быть не «однополчанином» и уж тем более не командиром, а просто женщиной.
— Я не собачиться пришел, — покачал головой Рощин. — Но ты задолжала мне пару ответов на самые животрепещущие вопросы. Согласна?
— Ты прав, — не стала спорить Лиза, признавая, что так оно и есть, задолжала, чего уж там! — Входи, располагайся, налей себе чего-нибудь выпить и давай поговорим.
Рощин взглянул на нее с недоверием, едва ли не с растерянностью. Он явно не ожидал такого поворота. А Лиза вернулась в свое кресло и сидела в нем, молча наблюдая за тем, как Рощин приходит в себя. Идет к поставцу, наливает себе что-то наобум из первой попавшейся под руку бутылки. Закуривает, поминутно оглядываясь на нее и словно бы спрашивая, у
— Ты знаешь, я не задаю лишних вопросов…
Так и есть, не задает. Ни о чем не спросил и тогда, когда она сунула ему пару «фантиков» из вощеной бумаги и сказала, что
— Как узнать, что это то самое? — вот что он тогда спросил.
— Увидишь, поймешь, — ответила она.
И вот случилось. Увидел. Понял. И действовал безукоризненно, но вопрос созрел.
— У меня бывают такие приступы, — медленно сказала Лиза, отвечая на не заданный полковником вопрос. — Обычно я держусь до последнего, не теряю контроля и все такое, и успеваю принять эту гадость сама. Но и на старуху бывает проруха, и это был именно такой случай.
— Что за приступы?
— Вадим, ты меня голой видел? — криво усмехнулась Лиза. — Вопросы остались?
— Но тебя же признали годной к строевой, разве нет?
— А они ничего об этом не знают, — объяснила Лиза, доставая из портсигара очередную папиросу. — Я им не рассказывала, а сами не догадались. Я, в принципе, здорова, Вадим, но иногда все-таки прихватывает, и никто не знает отчего.
— Может быть…
— Да нет! — отмахнулась Лиза. — Все перепробовали. И все без толку. Искали, но не нашли.
— А этот порошок?
— Его сделал для меня Леонтий Тюрдеев, это…
— Твой бывший, — кивнул Рощин.
— А ты откуда?.. — удивилась Лиза.
— Навел справки, — лаконично ответил Рощин.
— Ладно, — кивнула Лиза, закуривая, — переходим к следующему вопросу.
На самом деле, о том, что Рощин станет наводить справки, она даже не подумала. А он взял и навел. Или ему помогли. Могла же найтись на борту какая-нибудь особенно добрая душа?