Наскоро пошерудил рукой по тряпкам, вынул Люнечкины сапожки, сунул палец в один сапожок, сунул в другой, проверяя. Вытряхнул на стол содержимое сумок и саквояжа, переворошил мелочевку. Пролистал документы, пересчитал по головам и вернул папку.
- Gofor! Следующий! – крикнул, потеряв интерес к Айями и её семье. И обыскивать не стал, посчитав неопасными.
Женщины наспех побросали вещи в сумки и, закрыв чемоданы, выбрались через противоположную дверь наружу. К поезду.
У перрона стоял длиннющий состав, а пассажирских вагонов оказалось всего два, остальные - платформенные, с грузами, спрятанными под плотным брезентом. Неужели это последний поезд в Даганнию? Наверное, будут и другие, ведь Имар заверил, что вернется на родину позже. С ним возвратятся и последние даганны, и граница будет запечатана. А может, они вернутся на машинах.
Даганны экспроприировали пассажирские вагоны у "Амидарейских железных дорог", о чем гласила полустертая от времени табличка. Вагоны были старыми, посадочные места устроены в виде скамеек, установленных по обе стороны от прохода. Сиденья располагались навстречу друг другу и отгораживались невысокими сетчатыми перегородками – занимай с удобством любой уголок, но без матрасов, подушек и одеял, потому как даганны утруждали себя организацией комфортной поездки. Сущая пустяковость, потерпим и приспособимся, не впервой, - решила Айями.
Пассажирок в полупустом вагоне оказалось не так уж и много, как думалось вначале, гораздо больше чемоданов и сумок, чем людей. Женщины не спешили знакомиться, предпочтя уединение отгороженных закутков. Оно и понятно, не в отпуск на курорт собрались, повод-то нерадостный, чтобы делиться впечатлениями от поездки с незнакомыми попутчицами. Зато Люнечка пребывала в восторге и изучила все уголки в вагоне, успев познакомиться со стеснительным мальчиком, которого первым увидела на станции. Да и Айями впервые оказалась в поезде, прежде она не ездила по железной дороге и теперь с интересом осматривала внутреннее убранство. Сиденья обшарпанные, пол щербатый, краска островками, но окна целые и без щелей, сквозняком не тянет. Как долго этот вагон перевозил амидарейцев, прежде чем попал в руки захватчиков? Должно быть, откатал не одно поколение соотечественников по железной дороге.
Раздался второй и более долгий гудок. Вагон дернулся, но не тронулся. Люнечка припала к окну, и Айями тоже. На перроне показались амидарейки с детьми, не успевшие вовремя пройти досмотр на пропускном пункте. Они в испуге заторопились на поезд, но офицер, наблюдавший за посадкой в вагоны, что-то им сказал и махнул рукой, показывая на состав, стоящий на соседних путях. Женщины притормозили и, поставив чемоданы на перроне, расселись, чтобы отдышаться.
Разные женщины, и помоложе, и постарше, с малолетними детьми и с подростками. Две амидарейки находились на заметном сроке беременности, и неказистые плащики не скрывали выпирающие животы. И у каждой беженки своя нужда и свой страх – остаться в стране, бывшей им когда-то родиной, а теперь ставшей чужой. И опасной.
Раздался третий долгий гудок, вагон снова дернулся, и поезд, наконец, тронулся, постепенно набирая ход.
Вагон проехал мимо свежевырытой траншеи, уходящей прочь от железной дороги. Вкопанные в траншею столбы, окрашенные в желто-черный цвет, соединялись колючей проволокой, и полоса из разрисованных столбов уходила вдаль к горизонту. С левой стороны от траншеи ковырялся в глине трактор, выравнивая грунт, неподалеку возвышалась свежесрубленная дозорная вышка. Граница! – осенило Айями. Новая граница между Даганнией и… Риволией! Рядом судорожно вздохнула Эммалиэ, она тоже догадалась о назначении проволочной конструкции.
Не сразу улеглось волнение, не сразу успокоились нервы, и наступило затишье, навалилась апатия. Люнечка прописалась у своего нового приятеля и унесла туда куклу – для знакомства. Эммалиэ, раскрыв чемодан, аккуратно раскладывала вещи, разворошенные досмотрщиком. Задвинула сумку с продуктами под сиденье, взглянув искоса на Айями и поймав понимающий взгляд: перед отъездом из городка, несмотря на суматоху и спешку, Эммалиэ успела засунуть под обивку чемоданного днища риволийский стилет, и он благополучно пересек границу. Айями, устроившись у окна, смотрела за проплывающие за окном окрестности, по-прежнему безжизненные. Ни жилья, ни людей, лишь деревья, кустарники и трава. Когда-то эта территория принадлежала Амидарее, теперь это земли победителей.
Вспомнились некстати амидарейки с детьми, оставшиеся на перроне, их расстроенные лица, и среди них женщина в возрасте со строгим учительским лицом и с двумя мальчишками-погодками подросткового возраста. И Айями вдруг сказала то, что свербело в голове все эти дни, не сумев сразу оформиться в полноценную мысль:
- Кажется, я знаю, кто риволийский шпион.
Эммалиэ замерла, перестав перекладывать вещи. Оглянулась – не слышит ли кто. Не слышали и не слушали, потому как сиденья по соседству пустовали. А Айями продолжила: