Дом был большой, громадный оказался дом. Эмма прижимала к груди синюю папку с документами, документами на по-настоящему свою квартиру в этом громадном синем доме.
«В синем доме с изломанной геометрией», – уточнила Эмма, второй рукой, рукой с зонтиком нащупывая в кармане телефон. Она запуталась в собственном графическом пароле: левой рукой вырисовывать квадрат всегда сложнее, опустить документы она не могла, не могла зажать их локтем, не могла. Наконец, квадрат поддался. Эмма быстро сфотографировала дом, всего его треугольные балконы, все синие перекрестия этажей. Дом действительно выглядел очень странно. Как бы его описать? Но Эмма решила, что не будет описывать дом, просто скинет нерезкую фотку сестре, просто скажет, всё хорошо. Да, мне так удобнее. Нет, жить с твоим мужем я не хочу. Ну не с мужем, ну с тобой. Да, не хочу. Послушает о том, какая она не молодец, дважды послушает. Маме ведь тоже захочется о
б этом напомнить. А потом купит лаванду. Любую. В цветочном. И горшок к ней любой. И на её подоконнике, в её квартире, будет расти её лаванда. А потом назло или просто, зла особого Эмма ни на кого не держала, не держала, ей просто хотелось сделать что-то мрачное, резкое, социально и религиозно не одобряемое – обустроить настоящий ведьминский алтарь с бутафорским воробьиным черепом, а может не бутафорским, а вырезанным из какого-нибудь камня, из розовато-коричного родонита или зелёной яшмы. Постелить на какой-нибудь столик чёрную ткань, выставить толстые свечи, ракушки с холодного побережья, бестолковый полумрамор-полугранит с перевала. Зачем-то же она его тащила в и без того тяжелом рюкзаке? За этим. И постельное бельё купить какое-нибудь тёмное – густо-бордовое или мшисто-зелёное или вообще чёрное. Почему бы и нет? И закрыть дверь. На два оборота закрыть. Больше всего это напоминало свободу. «Тебе не будет там одиноко?», «там пустая квартира», «как ты одна?» – летело, сыпалось, звенело. «Мне будет замечательно!», – сказала Эмма, сказала вслух осенней листве, прицепившейся к высоким ботинкам.
Эмма посмотрела на свои высокие ботинки: никакой листвы там, конечно, не было, немного клокастой пыли и только, и сами ботинки другие.